Фабрис Колен - Возмездие

Ишвен по ступенькам взошел на помост и огляделся. Толпа вокруг него на разные голоса обвиняла его во всех смертных грехах.

«Умри! Презренный сукин сын». Под ослепляющими лучами солнца толпа казалась одним многоликим чудищем. Чудищем с тысячей лиц и одним голосом. «Пришла тебе пора сдохнуть, дикарь». Искаженные яростью лица, выкрикивающие приговор:

— Смерть! Смерть!

Тириус Бархан закрыл глаза.

Это люди, которых он научился любить. Этот народ не был его народом, но он долгое время считал себя его сыном. Эти мужчины, женщины и дети, которые теперь содрогались от негодования, все эти люди, которые не знают его, но так жаждут его смерти. Бессмыслица. «Дело не в тебе, — пытался убедить себя ишвен. — Не в тебе».

Он снова открыл глаза. Вокруг него тянулись к небу башенки города, белые крыши отражали лучи солнца. Площадь Бойни. Как же она называлась на самом деле? Прямо перед ним высилась башня здания тюрьмы. Казалось, крепость высечена из одной каменной глыбы. Тириус стал думать, откуда придет спасение.

Нетерпение толпы нарастало. Раскаленный воздух оглашался яростными возгласами, кто-то то и дело кидал в сторону помоста еще что-нибудь: дохлых цыплят, из которых вываливались внутренности, перезревшие фрукты, липкую требуху. Вдруг по толпе прокатился гул. Из угла к центру площади двигался странный человек, и люди тянули руки из-за специально установленных загородок, чтобы прикоснуться к нему. Человек медленно продвигался к помосту, наслаждаясь своим триумфом. Лицо его было скрыто под черным как смоль капюшоном с прорезями для глаз. Он был обнажен до пояса.

Палач Фрейдер.

Фрейдер с висящим на поясе топором и намазанными маслом мускулистыми руками.

Фрейдер был самым знаменитым палачом в истории этого города. Без малого шестьсот раз он заносил руку и обрушивал топор на плаху, перерубая мышцы, кости и сухожилия. Всегда с одного удара.

Приближаясь к помосту, где его ожидал Тириус с двумя стражниками, человек-гора достал из-за пояса топор и крутанул его в воздухе. Толпа стала громко скандировать его имя. Фрей-дер! Фрей-дер!

Палач скривился в улыбке под своим капюшоном. Ради таких моментов стоило жить. За шестнадцать лет службы его рука не дрогнула ни разу. За шестнадцать лет ни единого укола совести, ни единого сожаления, ни единого мига сострадания. Только совершенный, механический удар. И чувство, которое всякий раз следовало за ударом: всемогущество. Кровь, стекающая по помосту. За долгие годы его сапоги почернели от нее. Он никогда их не чистил.

Он медленно взошел на помост и поднял топор к небу. Захлебывающееся ликование толпы. Затем раздался звук фанфар, и все обернулись к башне тюрьмы. На балконе верхнего этажа только что появился еще один человек. На нем была длинная пурпурная с золотом судейская мантия. Он добился тишины с помощью одного жеста. Все опустили головы. Все, кроме Тириуса. Судья развернул свиток, который держал в руке, и начал читать.

— Тириус Бархан. Сегодня, двенадцатого дня месяца орла девятьсот семнадцатого года после Изгнания, мы, судья, облеченный доверием нашего великого Императора Недема Второго…

— Хвала Единственному! — пронеслось по толпе.

— Сегодня мы объявляем тебя, Тириуса Бархана, виновным в прелюбодеянии с ее величеством императрицей, и приговариваем тебя к смертной казни через отсечение головы. Приговор обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно, согласно приказу Императора.

Человек сделал небольшую паузу, как будто хотел удостовериться в том, что его слова услышаны. Он обвел долгим взглядом собравшуюся у его ног необозримую толпу, после чего скрылся в полумраке башни. Зрители робко подняли головы. Тириус Бархан повернулся к своему палачу. Творилось что-то не то.

— Вперед, — прошептал голос позади него.

Ишвен сделал шаг к плахе. Его толкали в спину. Горло свело кислой отрыжкой. Где же его спаситель? Никого, никого, кто бы мог его спасти, толпа скандирует его имя и требует его смерти, и все это похоже на длинный, липкий кошмар. «Когда же я проснусь?» — спросил себя ишвен, опуская на помост одно колено.

Он поднял глаза на стражника и склонился над плахой. Стоя на коленях перед толпой, он почувствовал, как чья-то рука схватила его за волосы и резким движением рассекла их. Отрезанная косичка полетела куда-то в первые ряды зрителей. Потом ему связали щиколотки. Наступила тишина. Палач Фрейдер попробовал лезвие топора кончиком пальца. Приподнял капюшон и поднес палец к губам, наслаждаясь вкусом крови. После этого он повернулся к своей жертве.