Дмитрий Коростелев - Право на жизнь

— Я присоединюсь к вам, — молвил Северьян. — Надеюсь храбрый воин не против?

Сереборг польщенно улыбнулся, похвала попала в точку.

— Обеими руками за! — Воскликнул он. — Да с такими стражами нам и конвой не нужен. Доставим все в целости и сохранности, князь Владимир будет рад.

— Конечно будет, — криво усмехнулся Северьян.

Весь вечер они просидели перед костром и пировали. Даже купец вышел к ним, довольный, улыбающийся. Он как и любой торгаш, был рад, что платить придется всего троим. Сереборг искренне восхищался фокусами Северьяна, когда он высекал огонь на указательном пальце. Вяленое мясо улетало кусок за куском, лучше любого жаркого, а застоялое кислое вино казалось слаще и приятнее Царьградских нектаров. Почти всю ночь путники травили бородатые анекдоты, веселя падкого на шутки Сереборга. Спать улеглись лишь под утро, а когда солнце, по летнему жаркое, выползло на небо, повозки неспешно тронулись.

Вскоре степь закончилась, ее сменил светлый лес, по осеннему печальный и стонущий. Через несколько дней он тоже остался позади, открывая глазу все еще зеленые бескрайние поля, сменяющиеся редкими березняками и ельниками. По дороге им попадались маленькие, плохо обжитые веси, путники иногда останавливались в них на ночь, но все больше ночевали под открытым небом. Днем, Северьян, сидя на коне, угрюмо поглядывал по сторонам, удрученно помалкивая. Сам, как последний дурак, шатался по лесам, искал обходные пути. А как просто, оказывается, было всего лишь следовать давно проложенной повозками дороге. С другой стороны, он все-таки вернулся, хотя и испытал немалое. Что поделаешь, пути судьбы неисповедимы, никто не знает, где и куда эта вздорная баба решит проложить колею жизни, слишком уж стервозна и прямолинейна бывает она порой.

День летел за днем, ночь чередовалась ночью, все протекало скучно и однообразно, Данила ехал, развалившись в седле, прикрыв глаза. Тяжеленный меч бросил в повозку, чтобы не мешал. Это был верх самонадеянности, Северьян частенько брюзжал по этому поводу. Но вскоре заметил, что и сам перестал быть сосредоточенным и внимательным, расслабился, утратил бдительность. Но однажды лес закончился и впереди, на бескрайней, тянущейся от горизонта к горизонту равнине, выросла городская стена, с высокими сторожевыми башнями вдоль частокола.

Сереборг вытянул шею, вгляделся. Данила последовал его примеру, удивленно вздохнул.

— Неужели дошли!?

Лишь Северьян сидел на коне, помалкивая. Он-то знал, чем могла закончится увеселительная прогулка по Киеву, пусть даже в разгар княжеского пира. Они не были здесь желанными гостями.

На улице лил дождь, а здесь, в палате душно, жарко. Гвалт и шум такой, будто на ведьминой поляне в ночь шабаша оказался. Вино льется рекой и все больше через край, богатыри и люд помельче уже наклюкался до чертиков, но все равно продолжают пить, вот неуемные. Кто-то пытается петь песни, но выходит ужасно, будто коту на хвост наступили. Взмыленные отроки носились, как угорелые, взмокли от пота, постоянно меняя пустые блюда на полные. А гости все жрали, набивали животы, кто-то блевал прямо под стол, но, продышавшись, снова начинал запихивать в глотку жирные куски мяса. Один сытно рыгнул, упал со стула, чуть не задев князя.

Владимир прошел мимо пьяных, орущих богатырей, стиснув зубы. Уже и князя не замечают, рожи красные, глаза пустые одуревшие. Если уж в золотой палате творят такое непотребство, так что же делается в серебряной. А Белоян еще предлагал им чашу доблести дать, или уже дал? Так они ее по дурости разобьют к Ящеру! Дурни они и есть дурни, хоть на злате еду подавай, хоть на серебре. Вон, хан Кучуг не привередливый, ест из простой тарелки и хоть бы заикнулся, что не устраивает. Нет, такой и слова не скажет, слишком умный и расчетливый. Зато бояре рядом, ну дураки дураками. Упились, уже лыко не вяжут, а все пытаются друг друга уму разуму учить. Ну, эти точно подерутся, да и что за пир без хорошей драки.

Где же чаша? Неужели волхв и правда учудил, что пустил ее по рукам богатырей? Тогда можно распрощаться с Белоянским подарком, эти, из серебряной палаты, если и не сломают, так точно сопрут. Чтобы потом дома женам выволочки устраивать, дескать, с кем любилась, пока муж на заставе штаны протирает?

Владимир ворвался в серебряную палату, как вихрь, богатыри заметив его замолчали, но потом заголосили с удвоенной силой, отдавая честь князю. Кубки засверкали над головой, князь зорко вгляделся, удовлетворенно хмыкнув. Чаша была здесь. Держал ее в руках высокий, статный богатырь, Владимир видел его впервые. На него косились во все глаза, скажет ли правду, не соврет ли.