Александра Лисина - Холодные дни

— Я буду скучать по тебе, Трис.

— Я тоже, малыш. Обещай, что будешь молодцом и освоишь свой дар так, чтобы даже Верховному Магу стало завидно?

Мальчик слабо улыбнулся.

— Попробую.

— Вот и хорошо. А я, если смогу, обязательно найду возможность поинтересоваться, как у тебя дела. Не в этот месяц, так в следующий, а может, и позже.

— Я понимаю, — печально вздохнул Лука. — Тебе надо идти. Но я буду ждать, когда ты вернешься. Ты ведь вернешься, Трис? Пожалуйста, скажи, что вернешься!

У меня ком встал в горле.

— Я постараюсь, — хрипло ответила, почти ненавидя себя за эту ложь. — Очень постараюсь тебя навестить.

Он улыбнулся и снова надолго затих.

Мы еще долго сидели вот так — на застеленной кровати, обнявшись, словно родные, тяжко вздыхающие и знающие, что ничего не изменить. Я не могу остаться с ним, а он никак не может последовать со мной: здесь его дом, его семья, его будущее. А мне предстоит преодолеть еще немалый путь, чтобы полностью обезопасить себя от оберона и, быть может, найти своих вероятных родичей, о которых говорил Беллри. И это, пожалуй, главная причина того, что я все же согласилась на их присутствие. Ну, после гномов, конечно.

С Лехом, к сожалению, толком поговорить не удалось — едва кивнув после возвращения Луки и наскоро переговорив с эльфами, он быстро ушел и до самого вечера не возвращался. Рес с Кротом ходили по двору хмурые, насупленные, мрачно поглядывали в мою сторону и откровенно не добавляли хорошего настроения. Вероятно, Шиалл или Беллри уже успели их просветить по поводу своего ухода, и теперь весь гнотт проклинал меня за это неожиданное, совершенно непонятное предательство.

Не знаю, что уж там наговорили остроухие, но вслух ни один из Патрульных ни слова не сказал. Кисло покивали, когда я вежливо попрощалась, смятенно потеребили пояса и быстро отвернулись, словно не желали меня больше видеть. Ну, да я могу их понять — только-только гнотт стал цельным после нескольких месяцев вынужденного простоя, только-только надо было начинать работу, к которой их призвали, все уже собрались, понастроили планов, а тут — нате вам! Явилась откуда-то девица и сманила лучшую его половину в какие-то дебри, куда ни один нормальный человек не суется без приличной армии. Более того, суровый командир из-за нее тоже сам не свой — весь день где-то носится и носа домой не кажет. Полагаю, решили, что те глупости, которые говорились нами на каждых воротах при въезде, имели под собой некие основания, а теперь я бессовестно бросаю своего «жениха», польстившись на смазливые мордашки эльфов.

А что? На их месте я бы, наверное, так и решила. Поэтому неудивительно, что наш совместный отъезд вызвал столько пересуд. Впрочем, мне не привыкать. Одно плохо: хотелось бы с Лехом поговорить, как следует, а не на бегу, впопыхах, когда и слов-то толком найти не можешь. Да, видно, не судьба. Придется написать письмо и все объяснить уже в нем.

Этим-то, кстати, я и занималась, вернувшись в снятую в «Хромом коне» комнату, когда снова пришла ночь. Вернее, честно пыталась заниматься, но мысли, как назло, не желали складываться в нужные фразы. Не получалось и все тут! Хоть тресни! Слова не шли, настроение было безобразным, руки сами собой опускались, и вообще, все было мерзко. Потратив на проникновенное письмо несколько утомительных часов, но так ничего и не придумав, я окончательно расстроилась и, плюнув на это неблагодарное дело, с тяжким вздохом забралась на кровать. С мрачным видом уселась, скрестив ноги, подобрала с пола покрывало, нахохлилась и невидяще уставилась в темноту, позабыв о том, что давно пора зажечь свечи.

Ширру, как всегда, не услышала — он умел приходить и исчезать совершенно бесшумно. Вот и сегодня я скорее почувствовала его присутствие, ощутила, как мягко нагрелся, а потом засветился алыми искрами его риалл, и спокойно повернула голову к окну, которое специально оставила открытым.

Да, вы правы: оставила для него.

Тьма снаружи больше не пугала, как раньше, не заставляла вздрагивать и ежиться от предчувствия неминуемой угрозы. Не испугала она и сейчас, когда вдруг ожила, мягко ткнулась в почерневшие окна, уверенно распахнула створки и начала медленно вползать в комнату, постепенно накрывая собой подоконник, стекая густой массой по стене, а потом плавно стелясь по полу непроглядным туманом. Когда-то мне было страшно наблюдать, как из этой темноты проступает его силуэт. Когда-то я с содроганием смотрела на то, как сгущается мрак, постепенно облепляя сильную фигуру, как придает ей объем и форму, прорисовывает могучие мышцы, как загораются в нем два ярко золотых блюдца…