Демон сомневался. Он помнил, как к нему самому, на его скудную территорию за своей добычей последовал сосед. Вымученный голодом хозяин сам чуть не лишился жизни, но остался при своем, и вскоре, все владения захватчика так же перешли к нему.
Тут метки были сильными и недавними. Здешний обитатель вполне мог с ним расправиться. Надежда оставалась проскользнуть быстро и незаметно. Свою цель он отпускать не собирался ни под каким предлогом.
Демон медленно переступил на чужую территорию и что есть духу понесся дальше.
* * *
Жизнь тянулась неторопливо и приятно. И было трудно поверить, что среди этой пышущей зелени и бескрайнего простора может понадобиться охрана.
— Неужели здесь кто-нибудь может напасть? — мы лежали, болтая ногами, в пустой повозке позади каравана. Девушки плели венки из собранных по дороге цветов, и от этого в повозке стоял непередаваемый густой запах травы.
— И нападают. Богатый караван всегда хорошая добыча. Только нападают в основном свои же. Из деревень. Кому ума не хватает. Таких легко отбить, а настоящих разбойников тут давно уже нет.
— Зачем тогда такая охрана?
— А охрану не поставишь, соблазн появится. Чего рисковать? Все окупается. Видят мечи, и мало кто сунется.
Этот день остался мрачным пятном — пришла наша очередь готовить. Выделив несколько мешочков с овощами и кореньями, мне всучили сплетенную клетку с двумя жирными кроликами.
Готовили только женщины. Бабушка с внучкой занялись чисткой и нарезкой, а я осталась сидеть напротив жующих длинноухих, с тоской глядя на лежащий рядом нож. Попыталась передать дело Таюшке, но та наотрез отказалась, говоря, что у них в семье это делала мама, а потом отец, и она не умеет.
Ругаясь, за кроликов принялась бабушка.
— Откуда же ты все-таки взялась такая? — ворчала она, — У вас там траву, что ли одну едят? Голову скрутить не можешь?
— У нас мясо готовое продается, — честно призналась я, — его ни ловить, ни душить, ни свежевать не надо.
— Богатые вы, раз за вас все остальные делают. И что дома скотины никакой нет? — бабушка ловко свернула бедному животному шею, заставив меня поперхнуться.
— Никакой, — пискнула я, глядя на нож, вспарывающий еще теплое тельце.
— И чего ты ушла из благодати этакой! Занесло незнамо куда. Ух, явно не по доброму из дома убежала, девка!
— Не сбегала я. Обстоятельства.
— Обсоятельсвы! На, учись, — второй кролик в клетке плюхнулся возле меня.
— Нет!
— Почему нет? — бабушка с удивлением посмотрела на меня, — есть же все будут.
— Я не могу. Давайте я все отчищу, отмою, но убивать не буду.
— Интересно, готовое мясо когда ешь, ты это убийством не считаешь?
— Я никогда не сворачивала шеи, не могу и все. Не было надобности. Нужда заставит — сверну и сырого съем, а сейчас не могу. Мужчины есть, у них психика получше, пусть убьют.
— Ага, станут тебе мужики готовить, когда бабы есть!
— У нас готовят!
Бабушка долго ругалась мне вслед. Ну что ж, каждый выбирает для себя. Сейчас мне проще заплатить за свой обед. Представляя, как ломаются позвонки моей жертвы, в горле вставал ком. Бабушка конечно тоже права, есть хочешь — надо работать. Совесть мучила меня. Стоп! Я вернулась назад.
— А почему тогда внучка ваша не умеет, и не заставляете?
Ворчание прекратилось и женщина, насупившись, ковыряла тушку ножом. Потом Таюшка шепнула мне:
— Не к добру считается, если незамужняя да чистая живность убивает.
— Чистая?
— Ну… — запнулась девушка, — сама понимаешь? — и провела рукой пониже живота.
Я удивленно погрязла в обиде, а потом меня разобрал смех. Значит, старушка меня падшей женщиной считает! Ну, кампания! Это веселило меня весь оставшийся день, но ужин есть я не стала. Кусок почему-то в рот не лез.
Жизнь моя в караване вообще протекала весьма своеобразно. Что могло бы быть скучнее трехнедельного перехода? Но народ основательно подготовился и каждый находил чем себя занять.
Как я уже успела заметить, все играли в фишки. Многие читали сшитые из пергаментов книги. Кто-то, пользуясь свободным временем, мастерил одежду и обувь, плел из тонких прутьев. Бабушка Таюшки сучила пряжу и вязала, дед вырезал из деревяшек фигурки. Кирд занимался с отцом, учился премудростям торговли, перерисовывал какие то планы, разбирал карты.
Я же старалась от нечего делать влезть во все дыры. Признаться Таюшке в том, что я не умею читать, я так и не решилась. Лишь завидовала, заглядывая ей через плечо на непонятные каракули. Зато научилась сучить суровые нитки и вязать из них узлы на пальцах. У Бабушки все это складывалось в ровные узоры. У меня же выходили торчащие во все стороны петли. Но это были интересные занятия, убивающие время, когда мы не трепали языками в своей образовавшейся кампании.
Читать дальше