Стоврус основательно захмелел - он почти не закусывал - и словно перед попутчиком в дилижансе рассказывал о себе такие подробности, какие и закадычному другу не всегда поверишь.
Родители, родовитые аристократы, долго сопротивлялись его решению пойти в академию учиться на мага конструктора. Они признавали высокий престиж избранной профессии, в том числе и в среде потомственных аристократов древних родов, однако в семье Стовруса все мужчины традиционно посвящали себя военной стезе и требовали от наследника того же. Дедушка от огорчения даже слег, настолько для него невыносима была сама мысль, что его внук, кровиночка и надежда рода, не будет носить военный мундир. А внук проявил наследственный бойцовский характер и настоял на своем, устояв в семейных бурях, выдержав нешуточное давление и даже насмешки родни, в конце концов, пригрозив отказаться от наследства, титула и имени. Его отец, только собиравшийся применить эту угрозу, вынужден был замолчать, а мать моментально представила себе жизнь без любимого чада и, не разделяя семейную любовь к войне, тут же переметнулась на его сторону.
"Новорожденный" много поведал мне об учебе в академии, аудиториях, лабораториях, преподавателях. Называя их по именам, кличкам и давал каждому емкую характеристику. Большинство наставников, согласно его рассказам, и близко к обучению молодежи подпускать было нельзя - сплошные карьеристы, подхалимы и лизоблюды. Многие, кроме длинной родословной - "словно борзые собаки на выставке, др-рать их кошку" - ничем иным похвастаться не могли. А уж глубиной знаний, если не считать последние дворцовые сплетни, совершенно не блистали. Только несколько человек, по мнению Стовруса, заслуживали уважения. Особенно тепло он отзывался о грандмастере Робике. По слухам, тот, умница и добрейшей души человек, держался в академии только милостью ректора, для которого вел исследования в области практического конструирования. Ректор публиковал работы под своим именем. Правда, не забывал в соавторах отметить и настоящего разработчика.
Я все старательно запоминал, чтобы в следующий раз, случайно встретив "однокурсника", не выглядеть полным идиотом, а то и хуже - самозванцем. Конечно же, сам к общению не стремился, но, как, например, сегодня, оно ведь может стать и вынужденным.
Так мы просидели часа два. Под маской высокомерного и хамоватого аристократа проступили черты истинного облика парня. Вся его грубость и казарменные словечки были призваны для одной единственной цели - закрыть бронированной скорлупой ранимую и чувствительную душу. Он словно заранее ожидал от собеседника душевной раны, поэтому сам начинал хамить первым, чтобы сгладить и несколько притупить возможную боль. Убедившись в моей доброжелательности, тем не менее он не оставил некоторого покровительства и превосходства в тоне. На это, по его мнению, он имел некоторое право, будучи на два курса старше гостя.
Несколько раз я порывался откланяться, однако хлебосольный хозяин категорически отказывался меня отпускать.
- Каталог тебе нужен? Ну да. Нам тоже на первом курсе втирали, - он изобразил приторно сладкий голосок одного из преподавателей теоретической магии, Хомяка, - "Смотрите каталог с изделиями величайших мастеров древности! Учитесь на лучших образцах гения разумных рас! На экзамене я вас спрошу про особо запомнившиеся вам амулеты, а вы мне растолкуете, чем они вас так поразили". Тьфу. Противно. Древние-древние. Будто конструкторская мысль остановилась тысячу лет назад. Но я тебя понимаю.
Стоврус встал и немного пошатываясь прошел в соседнюю комнату. Некоторое время оттуда доносились восклицания: "Куда ж я его засунул? Вот зар-р-раза, др-рать его кошку! Не здесь... Так. И не здесь... А! Вот же он! Хи-хи, тоже мне иголка, маленькая и незаметная". Наконец, он вернулся, держа в руках здоровенный фолиант:
- На. Держи. Отец мне купил в знак примирения, чтобы, так сказать, я учился и не посрамил... др-р-рать мою кошку. Сказал: "Пока не научишься делать не хуже, сынок, домой не возвращайся! Варрабские всегда были лучшими во всем! Не хочешь стать лучшим воином - стань лучшим магом!". Почти последнее издание с дополнениями и исправлениями. В библиотеке, ребята говорят, старье двадцатилетней давности. После экзаменов вернешь. Смотри не забудь! Я знаю, где тебя искать в случае чего!
Ничего-то ты не знаешь, хотел я ему сказать, но, разумеется, не сказал, а фолиант принял с благодарностью и заозирался по сторонам, куда его деть. Хозяин заметил мои душевные терзания, хмыкнул, снова ненадолго вышел и вернулся уже с потертой сумкой:
Читать дальше