Олег Яковлев - Мартлет и Змей

Мотив. Мотив! Только сейчас Остроклюв понял, что начал действовать не с той стороны. Весь день он пытался спровоцировать изменника, заставить его совершить неверный шаг и тем самым выдать себя. Но этот путь зыбок – под подозрение неизбежно попадают другие, не все из стражей действуют безупречно, почти каждому есть, о чем сожалеть и что от него скрывать. У настоящего предателя, в отличие от остальных, должна быть причина. С какой стати кому-то из старших стражей его предавать? Ненависть? Зависть? Личная неприязнь? Смешно. Подобное не возникает на пустом месте, он бы почувствовал изменения в отношении к себе с чьей-либо стороны. Богатство? Власть? Да что вообще мог пообещать эльфу теальский баронишка, судьба которого уже предрешена? Если предатель не полный болван, то пойти на посулы правителя людей он не мог. Любой Дом из Конкра с легкостью может предложить ему больше… Да! Вот же он, ответ!

Остроклюв даже прошептал слова благодарственной молитвы Тиене за ниспосланное разуму просветление. Теперь кое-что вставало на свои места, как нужные куски цветного камня в разбитом панно. Изменник предал его, но вовсе не Танкреду Теальскому. За спиной негодяя стоит кто-то из лордов Конкра. Кто-то, чей посланник и попал на обед к Черному Лебедю этой ночью! Это была вовсе не жертва, хоть отсутствие одежды и нанесенные птицей раны ввели его стражей и его самого в заблуждение.

Усмешка исказила утонувшее в сумерках худое лицо. Понять своего врага – уже наполовину победить его. Эльф поддел ногой одинокий камень и пнул его в застывшую воду. Тот плюхнулся почти беззвучно – странно, по антрацитовой глади и не подумали расходиться круги.

Под угрюмыми сводами деревенской часовни было непривычно тесно. Люди стояли и сидели на лавках настолько плотно, что детей приходилось брать на руки, дабы вместить всех желающих. Часовня внутри представляла собой вытянутый прямоугольный неф, оканчивающийся скругленной восточной частью – апсидой – и выступающим из нее венцом трех капелл, в каждой из которых во мраке застыли статуи святых: Бриниана Праведника, Трейве Меченосца и Джона Мученика. Под сводами царил сумрак; свет масляных лампад и свечей был не в силах его развеять, а кадильницы и вовсе не горели, лишь тлея и заполняя часовню запахом священного ладана. Два ряда по восемь толстых колонн проходили от врат и притвора до восточного фронтона и пресвитерия, помогая стенам удерживать покатую черепичную крышу, которая регулярно давала течь и требовала ремонта. В Ронстраде храмы чаще всего посвящались Хранну, покровителю королевства, этот не был исключением, поэтому над его входным портиком располагался барельеф в виде меча, направленного клинком вниз и обвитого колючим стеблем розы, а на каменном постаменте алтаря возлежали символы бога-воителя: ритуальный меч, удивительно походивший на настоящий боевой, но вырезанный из вяза, и чаша-потир с клубящейся в ней бледной дымкой; оба предмета тонули в ковре из розовых лепестков.

Немолодой приходской священник из Тирсби, отец Тилл, подчиненный дайканской епархии и тамошнему епископу Генриху де Бизу, служил здесь ежедневные мессы, по мере сил своих неся слово божье в темные крестьянские души, благословляя, охлаждая людские сердца или же, напротив, разгорячая их для праведных деяний. Сейчас же проповедник не выглядел готовым поделиться с деревенскими жителями своим бесстрашием и искренней верой в то, что бог защитит и оборонит, поскольку нельзя разделить с кем-нибудь то, чего не имеешь сам.

Обычно прихожане расходились сразу после вечерней службы, но сейчас люди отчего-то не торопились идти по домам и продолжали сидеть, словно ждали от отца Тилла еще одной проповеди. Священник только что закончил вечерню словами отпуста, прощального благословения, но никто из прихожан не двинулся с места, все по-прежнему молча взирали на застывшую подле дубового пюпитра фигуру в черной рясе. Тот небольшой участок пресвитерия, где лежали на постаменте бессмертные символы Хранна, являлся самым освещенным местом в часовне – лампада, свесившаяся на цепи со сводов, походила на комок света, притягивающий к себе немигающие взгляды, словно насекомых в ночи.

– Дети мои, примите благословение отца нашего Хранна, да защитит он всех вас! Меч и Роза! – Голос священника дрогнул. Невзирая на канон, он решил еще раз попрощаться с прихожанами, ведь как любил поговаривать его преосвященство Генрих Дайканский: «Слишком много благословений быть не может». – Идите, дети мои. Хранн с вами.