Олег Яковлев - Мартлет и Змей

В правом дальнем от входа углу шатра было установлено свитое из лозы и крытое мягкими, словно цветочный пух, одеялами ложе. Мужчина лежал на нем с закрытыми глазами, хоть и не спал – он наслаждался мелодией, льющейся из Виллаэ, и тонул в ней. Музыка эта горячила сердце саэграна, а пение Черного Лебедя отзывалось в его душе эхом. В такие мгновения он чувствовал свое с ним единство, ему казалось, что он даже начинает понимать птичий язык, что еще миг, и он сам вскрикнет по-лебединому, вогнав в безысходный ужас и врагов, и своих подчиненных. Ведь недаром его предки были одной из тех семей, которые основали их Дом и которые научились призывать Черного Лебедя. Но власть досталась другому роду – истинная несправедливость, как считал саэгран.

Наслаждаясь музыкой, Неллике в очередной раз за последние богатые на события дни с удовольствием отметил все преимущества стоянки лагерем на враждебной земле перед расположением в поселении Дома, что выражалось хотя бы в том, что лорд Найллё Тень Крыльев находился в данный момент на значительно большем расстоянии, чем расстояние, которое ноги его главнокомандующего способны прошагать для утреннего доклада. Посему Остроклюву не придется, скрипя зубами, выслушивать очередную порцию недовольства, которую глава Дома привычно изливал с утра на окружающих, – хвала милосердной Тиене, сегодня это будет не он, Неллике.

Все еще продолжая лежать, эльф провел рукой по лицу, смахивая холодные капли пота, которые в сумраке шатра больше напоминали кровавые слезы, текущие по впавшим щекам и теряющиеся в рассыпавшихся по серебристой подушке длинных огнистых локонах. Его тонкие поджатые губы привычно прошептали слова древней айлы, больше похожие на утреннюю молитву:

Решительно прогнав остатки сна, одним легким движением эльф поднялся. Наскоро ополоснув лицо ледяной водой из заготовленной чаши, Неллике надел поверх уже бывшей на нем черной туники длинную серебристую кольчугу со столь тонким плетением колец, что она походила на невесомую ткань. После этого он обратил свой взор на доспехи, аккуратно сложенные подле ложа. Подобному облачению позавидовал бы любой, кому только посчастливилось бы взглянуть на него: выполненное по личному заказу Неллике у подгорных мастеров Дор-Тегли, оно являло собой одновременно и непробиваемую мощь, и легкое изящество. Ну, и еще оно хранило множество своих секретов…

Этот доспех больше походил на разумное существо, нежели на обычную кованую сталь, и стоило только Неллике приложить кирасу к груди, как та ожила: с легким шорохом задвигались скрытые механизмы, крошечные шестеренки и рычажки – пластины начали соединяться между собой. Можно было подумать, что это не саэгран облачается в доспех, а латы сами поглощают эльфа – куда там ронстрадским паладинам, которые не могут без помощи оруженосцев надеть свою неудобную сталь. Выемки поползли в пазы, надежно соединяя грудную часть со спинной. Сегмент за сегментом металл начал покрывать тело саэграна: наручи, перчатки с суставными пальцами, наплечники, поножи и остроносые латные башмаки, которые выглядели стройнее и изящнее даже праздничных сапожков ронстрадского дворянства. Уже по самое горло скрывшись под сталью, Неллике еще некоторое время стоял неподвижно, позволяя сотням крошечных шестеренок докрутиться, всем штырькам встать на свои места в пазах, а крючкам защелкнуться. Когда стих последний шорох, доспех будто бы начал плавиться и потек, убирая с глаз все видимые щели и сочленения; на их месте стала прорисовываться тонкая нить серебряной гравировки. Финальный штрих обозначило изображение цветка чертополоха на груди. Пришел черед и оружию – длинный, слегка изогнутый меч в ножнах занял свое место у левого бедра. Затем эльф взял в руки плащ из черного бархата с золотистой каймой и рельефным гербом-лебедем на спине; еще одно движение ушло на то, чтобы закрепить его на плечах, воспользовавшись застежкой в виде птичьего клюва. Шлем с гравировкой в виде оперенных крыльев саэгран взял на сгиб локтя.

Только после этого Неллике Остроклюв отдернул полог и впустил в шатер уже утомившийся стоять за порогом солнечный свет. Эльф вышел и задернул за собой проем. Он будто и не заметил пристального взгляда больших лазурных глаз, что вонзались ему в спину. С ложа раздался шорох одеял, и из постели вынырнула красивая обнаженная женщина. За несколько мгновений она облачилась в длинное платье цвета сумерек и растворилась во тьме шатра.