Гай Гэвриел Кей: Тигана

— Возможно, — сказала она ему, указывая на принца, — было бы лучше, если бы никто никогда не узнал, кто он такой. Но мне кажется, мы не имеем права так поступить. Расскажи им, Шелто. Останься и расскажи, когда они придут сюда. Кто бы они ни были, они должны знать.

— О госпожа, — прошептал он, рыдая. — Неужели так должно это кончиться? Дианора знала, что он имеет в виду. Конечно, знала. Ей не хотелось сейчас притворяться перед ним. Она взглянула на этих людей — кем бы они ни были, — которые быстро приближались к холму с юга. Женщина. Мужчина с мечом, с каштановыми волосами, другой, потемнее, и третий, поменьше ростом, чем двое других.

— Да, — ответила она Шелто, глядя на их приближение. — Да, так надо. Она повернулась и оставила его на холме вместе с мертвыми ждать тех, кто сейчас приближался. Оставила позади долину, холм, оставила звуки сражения и крики боли и пошла по самой северной из пастушеских троп, вьющейся на запад вдоль склона холма, вдали от всех глаз. Вдоль тропинки росли цветы: ягоды сонрай, дикие лилии, ирисы, анемоны, желтые и белые, и один алый. В Тригии говорили, что этот цветок покраснел от крови Адаона там, где он упал.

На этом склоне не было никого, кто бы мог ее увидеть или остановить, и до ровного места было близко, а потом начался песок и, наконец, море, где кружились и кричали над головой чайки.

На одежде Дианоры была кровь. Она сбросила ее маленькой грудой на широком пляже из белого песка. Шагнула в воду, она оказалась прохладной, но совсем не такой холодной, как море у Кьяры в день Прыжка за Кольцом. Медленно брела вперед, пока вода не дошла ей до бедер, а потом поплыла. Прямо в открытое море, на запад, туда, куда опустится солнце в конце дня. Дианора хорошо плавала; очень давно их с братом научил плавать отец, после того, как ей приснился сон. Однажды даже принц Валентин пришел вместе с ними в их бухточку. Очень давно.

Когда она начала, в конце концов, уставать, то уже была далеко от берега, там, где сине-зеленый цвет океана у суши сменяется более темной синевой глубин. И здесь она нырнула, направляя свое тело в глубину, прочь от голубого неба и бронзового солнца, и ей казалось, пока она опускалась, что в воде появилось странное свечение, нечто вроде дорожки в морских глубинах.

Этого Дианора не ожидала. Она не думала, что здесь ее будет ждать нечто подобное. После всего, что случилось, что она сделала. Но дорожка действительно была, нарисованная свечением. Она уже устала, и опустилась глубоко, и ее зрение начало слабеть. Ей показалось, что на краю мерцающего свечения мелькнула какая-то тень. Но она видела не очень четко, казалось, на нее опустился туман. На мгновение ей почудилось, что это ризелка, хотя она не заслужила этого, или даже Адаон, хотя на бога она совсем не имела права рассчитывать. Но затем Дианоре показалось, что в ее мозгу в последний раз вспыхнул свет, в самом конце, и туман слегка отступил, и она увидела, что ей все же не суждена встреча ни с ризелкой, ни с богом.

Это была Мориан, которая по милости и доброте своей явилась, чтобы отвести ее домой.

Оставшись один на холме вместе с мертвыми, Шелто встал и взял себя в руки, насколько мог, в ожидании тех, кто уже поднимался по склону.

Когда трое мужчин и высокая женщина достигли вершины, он опустился на колени в знак покорности, пока они молча смотрели на то, что здесь произошло. Какую жатву собрала смерть с этого холма. Он понимал, что они могут его убить, даже стоящего на коленях. Он не был уверен, что его это трогает.

Король лежал на расстоянии вытянутой руки от Руна, который его убил. Рун, который некогда был принцем. Принцем Тиганы. Нижнего Корте. Если у него потом будет на это время, думал Шелто, он смог бы составить для себя картину из кусочков этой истории. Даже в таком оцепенении, как сейчас, он ощущал пронзительную боль в душе, когда думал об этой истории. Так много сделано во имя мертвых.

К этому времени она, наверное, подошла к воде. На этот раз она уже не вернется. Он не ожидал, что она вернется в утро Прыжка; она пыталась это скрыть, но он заметил в ней что-то такое, когда она проснулась утром в тот день. Он не понял, почему, но знал, что она готовится к смерти.

Она и была к ней готова, в этом он был уверен; что-то изменилось для нее в тот день у кромки воды. Но сейчас не изменится.

— Кто ты?

Он поднял глаза. Худой черноволосый человек с серебряными висками смотрел на него сверху чистыми серыми глазами. Как странно, такие же глаза были у Брандина.