Тогда Такайра утащил купленных подростков с рынка, удерживая за ошейники, как бешеных псов. Таких - неуправляемых, но крепких, приобрели бы только в каменоломни или на рудники Пресветлой богини.
Братья бросали на него взгляды искоса, и он прекрасно понимал, что покорности от них не дождешься - а вот сломанную шею и изуродованное лицо, пожалуйста. Заведя их за угол какого-то дома, Такайра умелым движением расстегнул оба ошейника и бросил им под ноги.
- Валите, - усмехнулся он. - И больше не попадайтесь!
И, развернувшись, пошел прочь, незаметно положа руку на рукоять кийта. Он бы не удивился, если бы близнецы напали со спины.
Весь последующий день с нарастающим раздражением Коршун ощущал, что они следуют за ним. Ловко исчезнув из их поля зрения, он дождался, когда они вбегут в проулок, надеясь догнать, и неожиданно вышел из дверного проема, в тени которого затаился.
- Я непонятно выразился? - мягко спросил он, и братья невольно попятились от звука его голоса.
- Убей, - неожиданно сказал Младший, чуть более разговорчивый, - или позволь идти с тобой!
Такайра начал тянуть клинок из ножен и... вдруг задумался. Больше половины жизни прошло в одиночестве, ведь он не просто выжил в рудниках, но смог сбежать, и теперь рвал свободу зубами, наслаждаясь полным отсутствием запретов, ограничений, привязанностей. Он никогда не мечтал о детях, до сих пор слыша в ушах крик матери, когда она, уже распластанная под одним из воинов враждебного племени, поняла, что сына увозят, чтобы сделать рабом. И не собственная, несомненная, смерть звенела в этом крике, а плач бессилия и потери. Он отказывался от многих, выгодных дел, ибо не терпел работы в команде, или с напарником. Так, может, пришло время попробовать? А если надоест - любое соседство можно прекратить легким движением кийта, вечно жаждущего крови! С тех пор прошло около пятнадцати лет. Близнецы научились у него многому, но он никогда не был так глуп, чтобы учить их всему. Однажды проходит время учеников, и наступает время обретения собственного пути. Дальше натаскивать их будет сама жизнь.
Нервная судорога на мгновение свела щеку. Все складывалось - один к одному. По прибытии в Изирим он сообщит о своем решении, разделит выручку за последнее дело и заставит каждого из попутчиков пойти своей дорогой. Только Мару он хотел бы оставить при себе, но прекрасно понимал, что это невозможно. Круг завершен - Коршун снова вернулся к тому, с чего начал. Убить ее, что ли? Он представил, как рукоять кийта будет торчать под левой грудью Мары, и тоненькая струйка окрасит разрез на бледной коже в месте раны, а сам Такайра, положив голову женщины на сгиб локтя, будет целовать ее в губы до тех пор, пока последний вздох не отлетит - внутрь грудной клетки. Его грудной клетки. Он бы выпил ее, если бы мог, чтобы она стала его кровью, семенем, блеском его глаз. Девочка... Его девочка...
Какой-то неуклюжий прохожий случайно толкнул Коршуна плечом. Бешенство полыхнуло перед глазами. Кийт взвился, словно развернулась сжатая пружина. Миг, и тело, истекая кровью, осело в грязь под ногами Такайры.
Толпа замерла на мгновение, качнулась и... все пошло обычным путем. Коршун не делал попыток скрыться. Ждал, ощущая облегчение - удар, предназначенный Маре, достался другому. И раздумывал над неожиданным решением, только что пришедшим в голову. Так и так он собирался осесть в Киотиссии. Что мешает провести собственное расследование и установить местонахождение лиц, указанных в ее списке, за пределами шагганата? Когда у него будет информация - она снова окажется рядом. С ним. Под ним. На нем... Как ему будет угодно! Но прежде...
Он стоял над истекшим кровью незнакомцем и тонко улыбался, вытирая клинок об рубашку мертвеца. К нему протолкался один из Хозяев городища, кивнул с уважением, показывая, что признает Такайру за своего.
- Уберешь сам или заплатишь?
Коршун отцепил кошель от пояса, не торгуясь, сунул ему в руки.
- Прости за грязь! - вежливо сказал он и, отвернувшись, пошел дальше.
В толпе мелькнуло яркое пятно. Такайра прищурился и молниеносно устремился следом. Протянул руку, схватил за плечо юркого невысокого юношу, увешанного разноцветными платками. Шелковые, вручную разрисованные платки были гордостью и национальной приметой крирцев. Их носили и простые люди, повязывая на пояса, и знать - украшая искусно повязанными из них бантами камзолы и ножны.
Пойманный испуганно обернулся. Мгновение вглядывался в загорелое лицо Такайры, затем облегченно выдохнул.
Читать дальше