Елена Хаецкая - Шлюпка «Маргарита»

Он дал мне воды из фляжки и накормил меня кальмарами, а потом привел в город, вырезанный из песка, и там мы ходили по лабиринтам, пока не выбрались к дому Демериго. Он перечеркнул мне лицо краской, сделанной из кальмаров, и перед всеми животоглавцами объявил меня своей добычей и своим человеком, выловленным из моря.

Я считал его моим хозяином, потому что так оно и было. Мы вместе охотились и проделывали немало домашних дел. А потом Демериго построил лодку, и я предложил назвать ее «Маргарита».

Он смеялся и хлопал себя по ушам в знак восхищения, когда услышал это имя.

— У тебя была женщина, которую так звали? — спросил он наконец.

— Нет, но я бы хотел, чтобы была такая, — признался я.

Он сказал:

— Если мы тысячу раз выйдем в море и преуспеем во всех наших делах на этой лодке, то у тебя и у меня появится по собственной Маргарите, и это будет настоящая любовь.

К тому времени я уже знал, как остро и сладко можно влюбиться в женщину, видя одну только кисть ее руки, тонкую и белую, с нежными розовыми ногтями. Люди вроде меня думают головой, а любят грудью и носят источник тепла у себя под ребрами; животоглавцы же и думают, и любят животом, и там у них полыхает настоящее пламя. Поэтому они часто плачут, громко смеются, и от сильных чувств у них бурлит в желудке и повышается температура тела.

Мы ходили в море с Демериго, охотились и возили грузы из одного города животоглавцев в другой, что располагался за мысом на том же острове. В другом городе животоглавцев меня не слишком-то жаловали, там было более консервативное население, и, когда мы приезжали, отовсюду сбегались мальчишки, чтобы обозвать меня как-нибудь по-обидному и запустить комком грязи. После мальчишек приходили женщины и хихикали, а уж потом появлялись мужчины и говорили, кривя губами:

— Этот урод пусть отойдет. Если он будет тут расхаживать и вонять кальмарами, наш хлеб станет несъедобным.

— Пусть этот безобразный залезет в море и сядет там на корточки, чтобы мы не видели его. Если он будет стоять здесь во весь свой гадкий рост, у наших жен родятся испуганные дети.

— Пускай неправильное существо ляжет, и мы забросаем его землей. Если он будет торчать перед нашими глазами, такой отвратительный, мы все заболеем и умрем.

И я отходил подальше, не желая с ними спорить.

А Демериго говорил им с укоризной:

— Напрасно вы так к нему относитесь. Он добрый товарищ, и я его хозяин; к тому же и лицо у него перечеркнуто, а на то, что перечеркнуто, смотреть грех — этому учат еще в начальных классах школы, которую все вы, надеюсь, заканчивали.

— Так-то оно так, но всегда ведь тянет заглянуть — что там, под зачеркнутым, — отвечали ему, — и нечего твоему мерзкому вводить нас в подобный грех.

Мне было грустно и горько слушать все это, потому что я привык к животоглавцам и начал искренне их любить, но они считали меня неполноценным и отовсюду гнали.

И вот однажды, когда я прятался за кустами, пережидая, пока мой хозяин продаст всех кальмаров и вручит все посылки и письма адресатам, ко мне подошла одна девушка.

Она шла, поднявшись на кончики пальцев, чтобы казаться выше. Одежда на ней была полупрозрачная, так что сквозь тонкий шелк я хорошо различал ее лицо: нос с маленькой горбинкой, прямой узенький ротик, круглые темные глаза с желтыми ресницами.

Она кругом обошла меня и мой куст, а потом запросто уселась рядом и заговорила со мной:

— Какая у тебя смешная штука на плечах! Это такое уродство?

— Нет, — ответил я. — Я вполне нормален.

— А выглядишь уродом, — настаивала девушка.

— Там, откуда я прибыл, такие у всех, — сказал я.

— Должно быть, это очень странная земля, — задумчиво проговорила она. — Как же тебе живется у нас на острове, среди полноценных людей?

— Я полюбил вас, — ответил я.

Она пошевелила пальцами босых ног — они выглядывали из-под подола ее длинного платья. Я вдруг подумал: «А что бы она сказала, если бы я сейчас поцеловал эти пальчики? Не все, конечно, я еще не сошел с ума, чтобы целовать все, — это, в конце концов, жадность, а жадность неприлична… Нет, я ограничился бы большим на правой ножке, средним и мизинчиком на левой… И еще вторым на правой. Он у нее смешной, длиннее большого».

Девушка уточнила:

— Ты полюбил всех нас или только меня?

— Тебя я полюбил в особенности, — осмелился я.

Она протянула руку и потрогала мой живот, на котором добрый мой хозяин нарисовал лицо.

— Странно, что оно такое неподвижное, — заметила девушка.