Элиссон Элиссон - Хранители крови

Гарри нервно заерзал на постели. Голос звучал близко–близко, и он ощущал ауру странного, мучительного напряжения, исходящую от сидящей рядом девушки.

— Но ведь… Луни! Это действительно так! Я один… Это я виноват… Если бы я был чуть сообразительнее, если бы не погряз в собственных…

— Если бы да кабы, — пропела Луна почти весело. — Ты забываешь одну вещь. Ты — не мессия. Ты Гарри, только Гарри.

Воспоминание вдруг расцветило темноту перед глазами яркими кляксами.

Ему одиннадцать. Пустынный островок посреди моря, ночь, шторм. Дом, насквозь просвечиваемый молниями через щели в оконных рамах. С потолка, уныло покачиваясь, на проводке свисает одинокая лампочка. На скрипучей кровати, с которой минутой раньше вскочил перепуганный Дадли, восседает здоровяк в нелепой потрепанной одежде и с бородищей до пояса. Розовый зонтик в его ручище выстреливает в камин, и загорается пламя, а потом письмо, рассказ о Хогвартсе… "Ты волшебник, Гарри"… "Я волшебник? Нет, наверное, вы ошиблись, я не волшебник. Я просто не могу им быть. Я же Гарри. Только Гарри".

Куда же делся этот "только Гарри" за прошедшие годы? Что от него осталось, и осталось ли вообще что‑нибудь? Неужели именно его видела в нем Луна: испуганного мальчика, задерганного подростка, на которого взвалили слишком много? Неужели ей удалось разглядеть в нем это сквозь толщу наслоенных чужих ожиданий, клеветы, пророчества и клейма Того–Кто–Выжил?

— Ты просто разучился быть им, — добавила Луна. Ее теплая ладонь на ощупь отыскала его руку и чуть сжала пальцы. — От тебя зависело многое, Гарри. Но не все. Люди сами делали выбор.

— Не было у них никакого выбора.

— Выбор есть всегда. Хорошие люди отличаются от плохих как раз тем, что гибельные варианты событий даже не признают за варианты. Принимают назначенную цену, искренне веря, будто у них не было выбора. Ты хороший, Гарри, и не надо стремиться быть идеальным.

Она погладила тыльную сторону его ладони осторожно, едва касаясь. Большой палец соскользнул на запястье, нечаянно, а может, специально ловя пульс. Гарри затаил дыхание. Эта ласка в темноте, такая неожиданная, такая простодушная, заставила его сердце забиться быстрее, и он вдруг понял, что Луна чувствует это: учащенную пульсацию крови в венах на его запястье, лихорадочный жар, растекшийся по чуть влажной со сна коже. Чувствует и может неправильно истолковать… или как раз правильно? Гарри был в смятении. Близость Луны вдруг перестала казаться невинной, ее робкие прикосновения окрасились недвусмысленным оттенком влечения. И Гарри не понимал, было ли это внезапно пробудившееся желание взаимным, отдавала ли Луна себе отчет в том, что делала, вкладывала ли она в это тот же смысл, испытывала ли те же ощущения, что и он, или у него просто помутилось сознание. Ведь у него была Джинни. Пусть далеко, пусть они виделись раз в несколько месяцев, пусть подчас не все было гладко, но у него уже была девушка, которую он любил. Правда?

А что же тогда было это?

— Эй, — шепнула Луна встревоженно. — В чем дело? Ты перестал дышать.

— Я… э–э–э… — ничего умнее в голову не пришло.

— Ясно. Гоняешь мыслешмыга, — Луна встала и потянулась. Гарри услышал, как хрустнули суставы.

— Кого? — тупо переспросил Гарри, сжимая в кулак руку, которую она держала секунду назад. Господи, о чем он сейчас думал, это же Луни! Темнота, будь она неладна.

— Нужно выспаться, — не ответив на вопрос, продолжила Луна. — Брустер что‑то говорил о подземельях. Завтра будет тяжелый день.

Зашуршало одеяло. В проникающем сквозь окно туманно–кровавом мареве девичья фигурка казалась нереальной. Гарри улегся, натянув одеяло до самого подбородка, и закрыл глаза. Перед мысленным взором выткалась задорная курносая девчонка с копной огненно–рыжих волос. Только лицо у нее почему‑то расплылось, приобретая совсем нехарактерную мечтательность, а волосы выцвели, рассыпались по плечам и спине множеством неопрятных пепельных завитушек.

Проваливаясь в сон, Гарри чувствовал, как горячо пульсирует жилка на запястье.

* * *

— Доброе утро, — Луна сидела на кровати, флегматично расчесывая спутанные волосы. Расческа то и дело застревала, зубцы отскакивали от свалявшихся локонов, слышался треск рвущихся волос. Из‑под одеяла выглядывала голая ступня — Гарри поймал себя на том, что уже не первую минуту наблюдает за тем, как пальчики отсчитывают странный ритм: наверное, Луна напевала что‑то про себя.