Игорь Чужин - Уйти чтобы не вернуться (СИ)

За время совместного застолья все ключевые моменты нашего сотрудничества с церковной властью были обговорены, поэтому мы, с Еремеем припав к руке Владыки, получили архиепископское благословение на свои богоугодные дела и раскланялись.

Выйдя из резиденции Владыки, я перевел дух и перекрестился на купола 'Софийского собора', после чего мы с Еремеем снова уселись в возок и вернулись в усадьбу Ушкуйника. Я нашел Сироту в 'дружинной избе' где он рассказывал знакомым о своих подвигах, после чего мы отправились в сопровождении Еремея осматривать свою новую недвижимость.

Усадьба покойной Марии Тучи оказалась большой – размером с футбольное поле, но очень запущенной. Любое нежилое здание быстро ветшает без человеческого присмотра, поэтому объем восстановительных работ предстоял довольно большой, но как говорится: 'глаза боятся, а руки делают!'. Финансовых проблем на данный момент у нас не было, а работают новгородские плотники быстро. Закончив осмотр недвижимости, я попрощался с Еремеем и нас Сиротой отвезли в карете на постоялый двор.

От последних событий у меня голова шла кругом, поэтому я не стал вдаваться в подробности своего визита к Ушкуйнику и архиепископу, хотя любопытство буквально распирало моих гвардейцев. Я неосторожно проговорился, когда приказал Сироте не трепаться о моем визите к архиепископу и новой усадьбе в Новгороде, не обратив внимания на то, что за моей спиной стоит Машка, которая пришла пригласить нас на ужин. Держать язык за зубами женщины не умеют, а поэтому уже пять минут все гвардейцы ломали головы над тем, что же на самом деле произошло в Новгороде. За ужином я сидел словно на иголках под любопытными взглядами своих подопечных, которые как бы невзначай пытались выведать у меня какую-то страшную тайну. Мне еще самому не удалось разложить по полочкам новую информацию и обдумать свои действия, поэтому я заявил:

– Ребята я, конечно, понимаю, что вам любопытно, что произошло сегодня в Новгороде, а главное как эти события отразятся на вашей жизни, но пока я не готов вам всего рассказать. Сирота видимо уже напустил тумана своим гробовым молчанием и умным видом, но я вам все расскажу завтра в мастерской на общем совете, а пока мне нужно самому все хорошенько обдумать. На завтра я назначаю общий сбор в колесной мастерской, вот там все и узнаете.

После этой тирады гвардейцы перестали задавать вопросы с двойным дном, и мы продолжили ужин в нормальной обстановке. После ужина я уединился в своей комнате, чтобы пораскинуть мозгами и незаметно заснул, когда голова начала пухнуть от дум.

Утром, сразу после завтрака, мы всей командой отправились в мастерскую, где в кабинете Михаила Жигаря, где тот вел дела и принимал заказчиков, я собирался провести общее собрание. Помимо моей гвардии в кабинете Жигаря находился его сын Андрей и дочь Любава. Я приказал Никодиму Лютому никого в контору не пускать после чего поставил присутствующих в известность о цели своего визита. Никодим вышел на крыльцо, после чего я закрыл входную дверь на засов и начал свою речь.

Мне было уже не впервой начинать жизнь с нуля, а поэтому я сразу же поставил на уши своих подчиненных, рассказав о произошедших в нашей жизни переменах и будущих трудовых подвигах, которые нам вместе предстоит свершить.

Известие о том, что я законный сын и наследник псковского боярина Данилы Савватеевича Томилина буквально на повал убило Михаила Жигаря. Он сначала принял мои слова за шутку или розыгрыш, а когда я показал ему именную грамоту, подписанную самим архиепископом Ионой, едва не сел мимо лавки. Окончательно его добило заявление дочери Любавы, которая гордо заявила отцу:

– А я тебе батюшка говорила, что слышала от людей, будто Александр Данилович псковский Боярин, а ты меня дурой обозвал!

– И кто это такой языкастый из моих гвардейцев? – задал я вопрос девушке.

– Ой, никто мне ничего не рассказывал, – ответила Любава и жалобно посмотрела на покрасневшего как рак Расстригу.

– Любава с Мефодием любовь крутит, он уже и сватов собрался к Жигарю засылать, только сначала твоего благословения хочет испросить, – шепнул мне на ухо Сирота, заложив своего приятеля с потрохами.

– Вот значит, как жизнь развивается, а я наивно решил, что все о своих гвардейцах знаю, – подумал я, покачав головой.

Конечно, несдержанность Мефодия на язык нельзя было оставлять без последствий, но я решил отложить воспитательную работу до лучших времен и продолжил обсуждение стоящих перед нами задач.