Святослав Логинов - Колодезь

— А пожилые сборы, а?! — надрывался Никита. — Где они такой гнилой закон взяли, чтобы с неточных крестьян пожилые за двадцать лет сбирать?

Эта беда была Семёну хорошо знакома. Антипа Ловцов, прослышав, что у Семёна в мошне звякает, заявился вдругорядь и стал требовать подушный налог за всё время Семёнова отсутствия, грозясь доправить недоимки на Никитином дворе. Братья как-никак и живут одной семьёй, не поделившись. Богатства такого у Семёна не важивалось, а и были бы деньги, так не отдал бы. Пошумит Антипа да и отойдёт. Но Никита жил теперь в вечном страхе, ожидая к себе не меньше чем чинов из Разбойного приказа.

— Однакова пойду я, — тихонько сказал Савоська, — как бы завтра к заутрене не проспать, — и бочком отошёл в сторону.

Оруны разом остановились, смущённо глядя друг на друга, зачесали под шапками, не понимая, с чего сыр-бор разгорелся.

А причины для мирского недовольства были немалые. Вроде и война закончилась, и мора нет, и урожаями господь не обидел, а достатка в деревнях не видать. На всякий шаг власти налог налагают: и на трубу, и на окно, и на урожай, и на недород.

Давно ли, кажись, худой медной деньгой всю душу из народа вытянули, а снова какие-то сборы, указы — и всё по мужицкую копейку. Прежде от такого неустройства народ в бега ударялся, а ныне и урочные годы отменили — хоть целый век в бродягах обретайся, а тебя всё сыскивать велено. Последнее спасение — войско Донское, там стоят крепко: с Дона выдачи не бывает.

Хотя теперь, видать, и казаков допекло, коли безуказно в Россию пришли.

Слухом земля полнится, мир сыщиков не держит, а всякое дело ведает. Худо стало на Дону, немочно жить. Хлеб идёт с казны по старым росписям, а народу против прежнего вдвое прибыло. Как стала Малороссия одной из московских украин, так и хлынул оттуда люд, отвыкший за время войны от земельных трудов, способный только на коне с копьецом погуливать да саблей махать. А какие на Дону прибытки? Турки Азов крепче прежнего отстроили — за зипунами не сбегаешь. Рыбные тони давно разобраны старшиной, звериные ловли похилюешь, землю орать строго воспрещено. Куда податься оружному народу?

На Дону жизни нет, на Руси — и того пуще. Вот и копится злоба, смотрят мужики на Дон с надеждой, ждут, а чего — сами не знают.

Никто новостей в сельцо Долгое не принашивал — собой прикатили, непрошеные.

Антипа Ловцов и впрямь поволок Никиту с Семёном в волость под Янковы грозные очи. Недаром Никита на сходе шумел — мужик брюхом чует, когда с него хотят грош трясти.

Приказчик Семёна как не признал. Смотрел бельмовато, слова цедил веско. В ревизскую сказку Семён вписан? Значит — подушные плати. Денег нет — животы продавайте. Лошадей у вас, никак, две будет? И коровы две? И телёнка выпаиваете? А говорите — платить не с чего…

Никита в ногах валялся, голосом рыдая. А Семён молчал да кланялся, а опосля не вынес и сдерзил приказчику:

— Воля твоя, государь, только добрый хозяин в такую пору овец не стрижёт. А того пуще помнить полезно, что сытая скотина меньше мычит, — и глянул в глаза Янку со значением.

Ничто в старческом лике не дрогнуло, но, верно, дрогнуло в душе, потому что Янко усмехнулся догадливо и проронил:

— Когда быдло мычит, его плетью покоят. Антипушка, всыпь-ка Никите десяток плетей за недоимство. А братцу его говорливому — сугубо.

— Пожитки со двора свозить или пусть сами продают? — деловито осведомился Антипа.

— Оставь покамест. Коли верно нет денег, что зря хозяйство зорить? Осенью накинем налогу.

Когда после порки братья, почёсываясь, брели к дому, им вновь повстречались воинские люди. Пятеро пестро разодетых всадников нагнали их на полпути.

— Эй, горемычные! — крикнул один. — Куда дорога ведёт? — К Долгому, — в один голос ответили Никита с Семёном.

— Ты тля!… — протянул один казак. — А Заворуй-то не соврал. И впрямь — Долгое!

— Чо я стану зря языком трепать, дурья твоя башка, — огрызнулся другой конник. — Да я тут каждый куст помню, да и меня каждая собака знает.

— Никак из своих кто, из голицинских? — спросил Никита.

— Был из голицинских, да весь вышел! — хохотнул казак. — Мне теперь Дон-батюшка заместо князя!

— Ты там, случаем, на Дону Ондрюху Игнатова не встречал? Он уж давно ушедши, лет с тридцать будет.

— Не, не встречал, — равнодушно отозвался казак. — Должно, помер, а может, в полон попал. Вот брат его, Сёмка, тот верно у турок. Своими глазами видал, как его в колодки забили и за море отправили.