Ольга Громыко - Ничего личного

— В общем, да, — подтвердила менестрель-убийца и смущенно добавила: — Вы не подумайте, ничего личного! Мне господин Кривосельский двадцать кладней за вас пообещал.

По сравнению с бесценной Вузиной жизнью сумма показалась купцу до того ничтожной, что вместо предсмертного вопля из его горла вырвался истерический смех:

— Всего-то?! Да мне за этого гада и пятидесяти не жалко!

— Интересная идея, — задумчиво сказала девушка. Тесак сгинул, как тень под набежавшей тучкой. — Обсудим?

— Говорю же, Багура тот еще пацук! — Вузя давно расстегнул кафтан, по пуговице на каждую чарку можжевеловки. Жена с детьми спали наверху, слуг он прогнал, сам достав бутыль из стенного тайника. — Мы со старостой по рукам ударили, я через неделю обоз пригнал — а в погребах-то пусто! Селяне руками виновато разводят: мол, извиняй, мил-человек, другой купец перехватил! «А вы ему говорили, что я уже задаток дал?» — «Говорили, да он больше предложил».

Вирра внимательно слушала, крутя в пальцах нетронутую чарку и изредка сочувственно кивая.

— Завидует он мне, гад, ей-ей, и всю жизнь завидовал! И жена у меня красивее, и сыновья как на подбор, а у него одна дочка, и та косая! Торговать вообще ни гхыра не умеет, скупает что попало и еще б’ольшим дуракам втюхивает. А на днях знаете, что учудил? Набил тюки ветошью, застраховал, будто арлисский шелк, и той же ночью спалил склад к Коврюжьей матери! — взахлеб живописал Вузя.

— Уверены?

— А то! Сторожа говорят, он всю ночь там ошивался: то из-за угла выглянет, то мимо забора будто случайно пройдет. Выжидал, мерзавец, покуда шанс подвернется! Даже верную кобылу не пожалел. Я ее, старушку, еще по селу помню: рыжая, ласковая такая…

— Да, лошадку жалко, — со вздохом согласилась девушка. — Хорошо. Давайте аванс.

Разбудил Багуру деликатный стук по столу, на котором купец спал, успев в блин отлежать ухо. Вино в корчме было, мягко говоря, не из винограда. Гадкий вкус во рту подтверждал это подозрение. Глаза пришлось разлеплять пальцами, а потом мучительно фокусировать на длинном черном пятне.

— Может, пивка? — сочувственно спросило оно.

Мелодичный девичий голосок протрезвил бедолагу куда быстрее и надежнее.

— Все?! — обреченно шевельнул он пересохшими губами.

— Не совсем, — смущенно призналась девушка. — Видите ли, произошла небольшая накладка…

— Накладка?! — Купец с кряхтеньем выпрямился. Если эта дура только ранила Вузю, а он успел ее рассмотреть… Прощелыга-корчмарь вроде мимо глядит, но когда стража расспрашивать начнет…

— Нет-нет, что вы, — поспешила успокоить полуэльфка. — Я же профессионал. От меня еще никто не уходил.

— Тогда в чем проблема? — перевел дух Багура.

— Он меня перекупил.

— Чего?!

— Да, мы сошлись на ста кладнях. По-моему, вполне достойная сумма, правда? Вначале он предлагал пятьдесят, но вы уже в каком-то роде мой знакомый, и взять меньше сотни мне совесть не позволила. Правда, ваш конкурент выдвинул дополнительное условие…

— Какое?!

— Вы должны умереть в муках. — Девушка с готовностью предъявила Багуре жуткого вида нож с зазубренным, ржавым лезвием. — Ничего личного, сами понимаете… но работа есть работа.

Корчмарь, так жарко проклинаемый минуту назад, стал для Багуры самым дорогим человеком на свете. Но за стойкой уже никого не было.

Девушка тоже огляделась. Утренняя заря, по-осеннему туманная и серая, сделала из пустой корчмы настоящий склеп: столы в пятнах, пол в костях, балки обросли космами паутины.

— Если вам тут не нравится, можем пойти куда-нибудь в подворотню, — услужливо предложила полуэльфка.

— Н-н-не надо, — пролепетал купец, пытаясь отползти назад вместе со стулом.

— Тогда приступим? — обрадовалась девушка, поудобнее перехватывая нож.

— Не-эт! — Конь из стула вышел плохой, взбрыкнул и опрокинул наездника на спину. Полуэльфка услужливо протянула свободную руку, но Багура шарахнулся и забился под стол. — Я не хочу!

Девушка ободряюще похлопала по крышке:

— Зато Вузя — хочет!

— Как ты могла пойти на сделку с этим мерзавцем? Почему ты сразу его не убила? — попытался потянуть время купец. Куда делся треклятый корчмарь? И неужто во всем городе нет ни одного пьянчужки, мечтающего промочить горло с утра пораньше?

— Я ж вам не какой-нибудь упырь, — поджала губки красавица. — Я не убиваю, а сообщаю человеку, в чем он повинен, после чего вершу справедливый суд.

— Но меня? Меня-то за что? Я ж мухи в жизни не обидел!