Андрей Завадский - Вечная Вдова

- Можешь быть уверен, капитан, это справедливая война, - вдруг произнес наниматель, поименовав своего собеседника на южный манер, тем лишний раз подтвердив, что родился он и вырос в Дьорвике или еще дальше на восток.. - Твоим солдатам не придется пятнать себя позорящими имя всякого воина делами.

Кондотьер в ответ на эти уверения лишь криво усмехнулся. Он давно наигрался в честь и всякие рыцарские кодексы. Какая разница, придется ли защищать чей-то дом от кровожадных врагов, или, напротив, разорять земли не полюбившегося кому-то сеньора, убивая простых крестьян? Это благородные могли часами беседовать о том, что должно и чего нельзя делать воину, а Джоберто со своими бойцами были ремесленниками войны, готовыми взяться за любое дело, лишь бы не забывали платить за их старание.

Вернон покинул Великого герцога", оставив наемников во главе с их капитаном глотать горькое пиво. Разумеется, Джоберто в этот миг не мог знать, что точно такой же торг, товаром в котором были человеческие жизни, щедро, кстати, оплачиваемые звонкой монетой, шел не только в единственном трактире. Десяток кондотьеров, успевших стать знаменитыми, точно так же, как сам Счастливчик, польстившись на щедрую награду, теперь гадали, в какой войне им предстоит участвовать вскоре. Все они получили один и тот же приказ - выступать на восток, к границе, и ждать сигнала, появления того, кто поведет их дальше, на бой, и возможно, на смерть. В прочем. К этому наемники, половину жизни отдавшие войне, как раз были готовы.

Таверны, трактиры, корчмы, постоялые дворы. Пожалуй, всякий человек хоть раз в жизни, долгой или до обидного короткой, оказывался вдали от родного дома, движимый чувством долга, страхом или, быть может, просто пожелавший взглянуть, как живут в дальних краях. И они, эти путники, всегда могли надеяться получить кров и пищу на постоялом дворе. Изо всех сил пытавшиеся казаться радушными хозяева постоялых дворов, пусть и не даром, охотно готовы были накормить, напоить и обогреть уставших странников, избавив их к тому же и от необходимости ночевать под открытым небом, содрогаясь под порывами злого морозного ветра или тугими струями проливного дождя. И потому каждый, хоть раз совершивший дальнее путешествие, вернувшись в свой дом, не мог относиться к этим людям без некоторой доли почтения, или хотя бы благодарности.

Но, конечно, не все владельцы таверн и постоялых дворов могли похвастаться тем, что в стенах их заведений всегда было многолюдно, и медь, серебро или даже золото рекой текло в их необъятные карманы. Вот и в скромной корчме, стоявшей почти ровно посередине тракта, ведущего от столицы королевства Альфион, гордого Фальхейна, на запад, точнее, на юго-запад, к границе с Келотом, почти не было постояльцев, что, к сожалению, было скорее правилом, нежели исключением.

Трактирщик, при рождении прозванный Рамусом, окинул сонным взором погруженный в полумрак зал, лишь на мгновение сосредоточив взор на одиноком путнике, явившемся почти на рассвете, и сразу потребовавшем пива и жареного мяса. И то и другое, разумеется, было подано на стол, а конь, весьма приличный жеребец, на котором верхом и прибыл этот человек, был поставлен в конюшню, попав в умелые руки Гудвина, сына престарелого трактирщика, исполнявшего также - и весьма неплохо, между прочим, - обязанности слуги.

Рамус, за свои немалые уже годы повидавший великое множество людей, сразу понял, что на постой к нему заглянул странствующий рыцарь, причем не здешний. Вот только почему-то рыцарь этот путешествовал в одиночестве, хотя обычно даже самые бедные дворяне предпочитали находиться в компании слуги. На худой конец, у этого крепкого мужика, явно привычного и к долгому путешествию со всеми его опасностями, и к оружию, могла быть вьючная лошадь, на которой воин возил бы свои доспехи. Но ничего подобного у путника не имелось, зато на поясе, как раз рядом с вдетым в ножны длинным мечом, колющим, явно южной работы, болтался весьма пухлый кошелек.

Дверь скрипнула, впуская в трактир скупой свет, а также доносившиеся с улицы голоса и запах конского навоза. Рамус, было встрепенулся, решив, что все же пожаловал богатый и щедрый постоялец, но, окинув опытным взглядом выросшего на пороге человека, сразу сник.

В трактир явился еще один бродяга, молодой парень, высокий и худой. Этот малый, зачем-то прицепивший на пояс короткий клинок в потертых ножнах, был почти совершенно седым, что не могло не броситься в глаза. Кстати, кроме меча путник имел только почти пустой заплечный мешок, и еще более тощий кошелек, в котором, как предположил трактирщик, не нашлось бы и десяти медных монет.