Андрей Завадский - Путь

Труба вела вперед под небольшим наклоном вниз, и это было единственно, что обрадовало юношу. Первым делом Ратхар оцарапал спину и бока о края среза, развороченного общими усилиями рыцаря и скельда. Двигаться оказалось очень сложно, поскольку лаз был столь узким, что трудно было пошевелиться. Пришлось извиваться, точно змея, точнее - юноша удивился, что не утратил чувство юмора даже сейчас - как дождевой червь.

Труба казалась бесконечной. Ерзая в ее узком нутре, Ратхар все полз и полз вперед, не веря, что когда-нибудь выберется отсюда. Притянутый к животу клинок только мешался, и можно было радоваться тому, что лаз не имел изгибов. Легкие уже горели огнем, воздуха не хватало, и вдруг стенки расступились, и юноша оказался в просторном бассейне. Из последних сил он рванулся вверх и с плеском вынырнул.

- Руку дай, - прошипела знакомым голосом шевельнувшаяся рядом тень, и Ратхар с помощью Альвена выбрался из резервуара, до краев наполненного водой.

Они оказались в просторном помещении с низким чашеобразным сводом, темном и сыром, точно какое-нибудь подземелье, логово дракона или подобного чудовища. В прочем, пофантазировать Ратхар не успел поскольку в следующий миг из-под воды показалась голова десятника и они уже вдвоем вытащил гвардейца на "сушу". Как он ухитрился при своем сложении так быстро пролезть по трубе, Ратхару оставалось только догадываться.

- Милорд рыцарь остался снаружи, - сообщил Лут Герден, пытаясь отдышаться. - Сейчас появится.

И Дер Винклен не заставил себя ждать. Рыцарь с громким всплеском вынырнул, без посторонней помощи выбравшись из бассейна. Плечи его и спина были содраны в кровь, но все же лицо Бранка озаряла радостная улыбка. Они сделали невозможное, в обход всех постов и дозоров проникнув в эту твердыню. По сравнению с этим их безумный план, говоря в двух словах, заключавшийся в том, чтобы прикончить всех мерзавцев и вызволить короля Эйтора, казался сущим пустяком, легкой прогулкой по столичному парку, не более.

- То еще воинство, - фыркнул рыцарь, с усмешкой взглянув на своих товарищей. Обнаженные по пояс, босые к тому же, промокшие до последней нитки, они действительно производили странное впечатление. В прочем, и сам Бранк Дер Винклен выглядел не лучше. - Остается надеяться, что враги, увидев нас, испугаются и убегут. Ну, или, хотя бы подавятся со смеху.

Ему ответили сдержанными смешками, несколько нервными, что было, однако, вполне простительно для компании добровольцев-смертников. Никто не забывал, что кругом полно народа, и едва ли хозяева дворца будут медлить, обнаружив возле себя странных чужаков. Наконец, отдышавшись и разобрав оружие, лазутчики поднялись на ноги, еще раз осмотрев друг друга и подтянув пояса. Миссия по спасению законного владыки Альфиона началась.

Дакан мерно взмахивал веслом, чувствуя, как челнок разрезает спокойную гладь Стейлы. Волны вяло бились о борт, и вода с плеском сходилась за кормой, растворяя едва заметный шрам на ровной, блестящей в свете звезд и нарождающейся луны, точно зеркало, поверхности. Правый берег приближался, но лодочник не смотрел на него, чаще косясь на двух припозднившихся путников, его нынешних пассажиров.

Старый перевозчик знал эту реку, как самого себя. Раньше он был лоцманом, и мог провести груженую под завязку баржу от самых истоков до Арбела, ни разу не посадив ее на мель. Все волоки, броды и переправы были ведомы Дакану, но с годами он стал не так легко на подъем, чтобы проводить в плавании по полгода, и, наконец, осел здесь, в Фальхейне.

У бывшего лоцмана появилось все, что должно быть у мирного горожанина - свой дом на самом берегу, друзья-приятели, с которыми можно пропустить пару кружек пива в ближайшей таверне, и даже жена, в меру ласковая и работящая. Дакан как раз хотел приласкать свою благоверную, с возрастом почти не утратившую былую страсть, когда явились эти двое.

Перевозчик сперва вовсе не хотел открывать, опасаясь, что это вспомнили о нем какие-нибудь проходимцы, после прошлой ночи почувствовавшие себя хозяевами в столице. Даже днем было опасно бродить по улицам в одиночестве, а уж в сумерках и вовсе только самоубийца мог покидать дом. Отребье, раньше укрывавшееся в зловонных норах возле городского рынка, и лишь изредка выползавшее на охоту, словно пыталось отыграться за все унижения, и приличные горожане испытывали страх, в каждом шорохе видя стаю двуногих хищников, бешеных зверей в человеческом обличье, зачарованных криками боли и опьяненных острым запахом чужой крови.