Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Ата очень любила эту, как она ее называла, «бабскую охоту». Ловко орудуя своим копьецом, первой умудрялась отыскать гриб, а то и целую семейку, там, где даже взгляд охотника не вдруг замечал добычу; шла какой-то ей одной ведомой, но несомненно счастливой тропой, снова и снова радостно вскрикивая: «Ой, вот еще!.. Аймик, посмотри, прелесть какая!»

Аймик и в лучшие дни был не столь удачлив, а сегодня… Рассеянно поддакивая жене, расшевеливая копьем старый валежник, время от времени нагибаясь (чаще впустую), он думал о своем. И ему очень не хотелось, чтобы Ата узнала его мысли.

Странные сны. Они вернулись именно здесь, в этом уютном местечке, которое они уже стали считать своей землей, своим домом… Нет, конечно, на их изгнаннической тропе подобные сны случались и прежде. Но редко, очень редко. И всегда – с пользой… Ну хотя бы в то зимнее утро, когда ему удалось вовремя заметить след тех двух охотников. Или осенью, когда странный сон пришел прямо среди бела дня и они обошли стороной логово и тропу тигрольва. Тут дело было не только в опасности: Аймик, даже порвав с сородичами, все же предпочитал жить в мире со своими тотемическими собратьями; уж они-то точно ни в чем не виноваты. Как и предки…

Были и другие, незначительные случаи. На переправах, на охотах. Не странные сны даже – скорее предчувствия, коим Аймик привык доверять. Но здесь… Здесь началось иное.

Когда? Кажется, с последней зимы… Быть может, даже раньше. Постепенно нарастало, от ночи к ночи; главным образом в предрассветные часы. Сейчас так часто, что он даже научился сдерживать крик, которым прежде пугал Ату; научился даже не подавать виду… Жену почему-то все это страшит сильнее, чем его самого.

Эти странные сны были иными. Отчасти похожими на тот… последний в их прежнем жилище… Только навязчивее, подробнее… Словно он и не Аймик вовсе, а кто-то иной… Или – и Аймик, и иной! Да и мир был в этих снах Другим, похожим и не похожим на этот, привычный. Очнувшись («вернувшись» – мысленно говорил Аймик), он, в отличие от тех странных снов, что предвещали, не помнил никаких подробностей. Но знал твердо: тот мир знаком тому… – Аймику? – не хуже, чем этот – ему самому, вернувшемуся. И там, в самой глуби, скрывалось, поджидало нечто неимоверно страшное… некто, быть может? И было ощущение громадной, неизбывной вины…

Еще было другое. Зов. Откуда-то оттуда… с белых слепящих вершин… Чей зов? Духов? Предков? Аймик не был уверен в этом; он помнил, что вся душа тосковала и рвалась навстречу этому зову, как если бы… Вот только его ли душа?

Он снова и снова вспоминал слова Армера: «Не ты, а они говорят с тобой. По своей воле». Помнится, он тогда спросил: «Но зачем? И кто они такие?» – и Армер ответил, только очень невнятно: «Могучие, это я знаю точно. А зачем? Их пути – не наши пути; много ответов – ни одного ответа».

«Могучие»… «Свои пути»… Сколько раз, очнувшись, Аймик снова и снова молил этих Неведомых: «Вы Могучие? Так оставьте нас, слабых! Дайте жить нам в мире и покое! Или скажите хотя бы: в чем вина Аймика перед Вами? Что должен я сделать, какую искупительную жертву принести?! Скажите, ничего не пожалею!»

Не было ответа. Только снова и снова странные сны, от которых не скрыться…

И не к кому обратиться за советом, за помощью.

Тогда он стал бороться: старался не вспоминать, а, напротив, забывать свои странные сны. Не думать о них, по крайней мере днем. В какой-то степени это помогало, особенно когда на помощь приходила Ата: после ее ласк наплывал обычный, целительный сон, разгоняющий наваждения.

Но сегодня… сегодня было что-то не так. Сам странный сон… Не поторопился ли Аймик? В нем было что-то… Предостережение, быть может? Нет, не совсем… Не вспомнить.

Только одно было ясно…

– Хей, смотри-ка! – Ата весело встряхнула доверху набитый заплечник. – А как мой храбрый муж?.. О-о, я вижу, ты так и не проснулся!

Аймик виновато развел руками:

– Грибы от меня прячутся! Так что давай-ка… Он отобрал у Аты наполненный мешок, перекинул его за плечи, а ей взамен протянул свой, почти пустой.

– Только так! Иначе мы дотемна не управимся!

(Как изменилась Ата за эти годы! Великие духи, как она изменилась! Красивая, смелая, сильная женщина, как не похожа она на ту девочку, что делила с ним кров в стойбище детей Тигрольва, – боязливую, настороженную, ежеминутно ждущую какого-то подвоха. Теперь Аймик понимал, сколь тщетными, сколь наивными были его надежды на то, что все образуется… Ата, первой заговаривающая с ним, мужчиной-охотником, Ата-насмешница, Ата-друг, – такой он любил ее еще больше, чем прежде. «Так женщинам не положено»? Там, у его бывших сородичей, – не положено. А здесь их только двое, и они свободны и счастливы!)