Олег Микулов - Закон крови

(Это смерть!)

Но это еще была не смерть. Как будто наскучив «беседой», шар поплыл дальше, вниз по тропе, в стойбище детей Мамонта. Опомнившись лишь через несколько минут, Колдун осторожно подошел к краю тропы. Но около общих костров никого не было; люди скрывались в тени, за жилищами, и, похоже, никто не заметил… Где же он?.. А, вон он, уже перевалил за ручей – светящаяся точка в темноте низины, ползущая вверх, к покинутому стойбищу детей Серой Совы…

Через какое-то время там, на склоне, раздался глухой удар. Покачнулась и рухнула сосна – не разобрать какая… Уж не та ли, что росла рядом с жилищем Киику?

А ночью неимоверная духота этого дня разразилась страшной грозой. Молнии полыхали почти непрерывно, разгоняя тьму, превращая глухую ночь в какой-то неестественно ослепительный, колеблющийся день. Грохотало так, что можно было подумать: раскалываются и земля и небо, смешиваются воедино все три Мира. Дождевые потоки неслись вниз по склону к ручью, унося с собой не только шишки и ветки, но даже сдвигая с мест большие коряги. Общие очаги залило и размыло мгновенно, пострадали и многие жилища, несмотря на все отводные канавы. Никто не спал в эту страшную ночь. Плакали дети – и матери тщетно пытались их успокоить; они и сами тряслись от страха и холода, сами ощущали на щеках не только дождевую, но и соленую влагу. Самые храбрые мужчины, шепча заклинания, тщетно пытались бороться с потоками. Было ясно: нужно только ждать, пока все кончится.

К счастью, такие грозы длятся недолго. Тучи вместе с дождем ушли куда-то на северо-восток, за Большую воду. Зарницы полыхали всю ночь, но это уже были ночные зарницы, а не тот белый слепящий свет, не дающий теней, вздрагивающий вместе с сердцами. Можно заняться самым необходимым: постелями, домашними очагами… Остальное – уже потом, уже наутро.

Место, где находится Потаенный дом, туча задела лишь краем, и мальчикам досталось не так сильно, но все же досталось: и гром был слышен, и сполохи пугали, Да и воду пришлось отводить. Они не помнили таких сильных гроз и втайне собой гордились: конечно, это Великий Мамонт испытывает своих будущих охотников! Что ж, испытание выдержано с честью: никто не выказал страха, и сейчас, среди ночи, они работают молча, но слаженно. Отведут воду, отрясут, сколько возможно, свою жесткую «постель» – и снова спать, до утра! Холодно и сыро? Ничего, на то они и мужчины!

В покинутом стойбище детей Серой Совы, на подмытой могиле заживо погребенного, прикрытой ветвями рухнувшей сосны, сидела громадная черная летучая мышь. Ее шерсть радостно топорщилась, ноздри с наслаждением втягивали послегрозовой воздух, смешанный здесь, на могиле, с запахом свежей земли. И гнили. Отдохнув, тварь расправила перепончатые крылья и испустила крик, неслышный для человеческого уха. Для человеческого – да, но на крик этот отозвались испуганным писком многочисленные ее сородичи, гнездящиеся в норах на склоне. И в их ответе звучало не приветствие – панический страх.

Пятеро нагих подростков лежали на жестких ветвях, покрывающих пол Потаенного дома. Говорить было запрещено, да уже и не хотелось – привыкли. Нагу смотрел в щель сквозь разошедшийся лапник кровли на кусочек неба. Ночь за ночью он следил через эту щель, как постепенно закрывается единственный глаз Небесной Старухи. Скоро она совсем заснет – и тогда наступит самое страшное и самое восхитительное, то, после чего он перестанет быть Нагу: малышом Нагу, баловником Нагу, смышленым Нагу, ловкачом Нагу… Он получит имя мужчины: охотника, защитника… А Нагу? Нагу умрет… Послышался шорох – и лежащий рядом Туули вздрогнул, совсем чуть-чуть, Нагу и не заметил бы, не будь его собственные нервы напряжены до предела. Он улыбнулся. Нет, духи не приходят засветло. Это, конечно, старый Гор принес пищу.

Это действительно был старый Гор. Мальчики приподнимались на своем жестком ложе, по очереди протягивали правую руку. Из белого замшевого мешочка на ладонь Нагу бережно высыпалась горсточка темного крошева. Сушеная черника, смешанная с какими-то горьковатыми корешками. Потом – глоток вяжущей жидкости из кожаной баклаги. Гор исчез.

Нагу следил, как небо теряет голубизну, становится особенно прозрачным и светлым, перед тем как погаснуть… Таким же было небо, и тем же светом светился снег, когда отец откинул полог их жилища и сказал: «Идем, Нагу!» Тогда сердце его дрогнуло от долгожданной радости: он идет к охотникам! Мать сама накрыла его плечи меховым плащом и на миг – в последний раз! – прижала его, такого большого и сильного, к своей груди. И, оторвавшись, он увидел в ее глазах слезы. А сестра Айрис весело улыбалась и махала ему рукой.