По мере того как распространялись слухи и росла неприязнь к нему, Колдун все чаще ловил внимательный взгляд вождя Арго. Конечно, разговор необходим. Но что он может сообщить вождю сейчас? Что нежить – не выследить? Что всему их Роду угрожает еще и другое неведомое, исходящее от каких-то огнедышащих гор на краю их Мира? Что дары бесполезны, что иные Миры могут закрыться, а духи – отвернуться от него в любой день?.. Колдун понимал: как ни тяжко, а говорить с вождем нужно даже об этом, даже если ничего другого он так и не узнает. И лучше, если разговор этот начнет сам Колдун: однажды он уже промолчал, выжидая, – и к чему это привело?
Понимал – и все же выжидал и теперь, все еще надеясь на что-то. Может быть, он получит от духов ответ? Или хотя бы знак? Или его молодой собрат-Куница добьется успеха?.. Больше всего Колдун жалел сейчас о той черепной чаше, обломки которой были им зарыты много лет назад, возле ручья. Да, сейчас могло помочь лишь одно: взгляд сквозь лунную воду. Но чаша Хорру невосстановима, а своей Колдун не приобрел. Своя черепная чаша могла появиться у него лишь в том случае, если бы тогда он до конца оставался со своим наставником…
Знак в конце концов был дан. В одну из ночей бодрствования Небесной Старухи ее сморил нежданный сон, недолгий, но глубокий. Так уже бывало, и не раз. Но в эту ночь общинники, собравшись в центре стойбища, смотрели, как на светлый зрак наплывает черная тень, с особенным страхом. Сияние гасло, медленно, но неотвратимо, тьма скрадывала окружающее, и люди невольно жались ближе друг к другу, к еще тлеющим общим очагам. Послышался плач (женский? детский?). И еще, и еще…
– Покормите очаги! – распорядился Арго. Взметнувшееся пламя осветило фигуры и угрюмые лица, отбросило к краям стойбища резкие тени… Круг света посреди сгущающегося мрака. Колдун был здесь же. На него старались не смотреть. Но было нетрудно понять смысл отдельных взглядов.
– Дрого! – неунывающий Вуул хлопнул по плечу своего товарища. – Тебе не кажется, что мы вновь превращаемся в ползунчиков? От стойбища – ни на шаг; на охоту пошел – и с неба глаз не сводишь, больше о солнце думаешь, чем о добыче! Не знаю, как тебе, а мне – надоело!
Дрого, закреплявший наконечник на древке дротика, крепко стянул и связал концы ремешка и только потом с любопытством посмотрел на Вуула:
– Я был там, на похоронах Лайми, моего племянника. Колдунам – верю. А ты?
– Да нет же! – Вуул, скрестив ноги, примостился на траве, рядом с Дрого. – Я не о том. Просто не могу больше. Засиделся. Вчера ночью от тени своей шарахнулся. Боюсь, скоро или я кого-нибудь из наших приму за… Не за него самого . Или, чего доброго, меня кто-нибудь спутает с другим.
– И что же предлагает храбрый Вуул?
– Поразмять ноги! Никто же не запрещал охотникам уходить, верно? Нельзя только ночью возвращаться. Вот я и предлагаю: соберемся впятером, ты еще своего брата Йома уговоришь, – и отправимся подальше отсюда, за бизоном. А? Со всеми предосторожностями, конечно; и с Колдуном посоветуемся.
Дрого задумался. Предложение было очень заманчивым; он и сам хотел бы хоть на несколько дней отвлечься от происходящего. А тут еще – бизоны, которых ему еще ни разу не приходилось видеть живыми, в стадах… Рассказывают, их стада еще больше, чем лошадиные.
– Уговорил. Сейчас закончу дротик, и пойдем к остальным.
– Давай помогу. Ты прикрепляй перо, а я обмазку приготовлю… Смолу вижу, а где воск?
И Вуул принялся смешивать в маленькой деревянной плошке сосновую смолу и воск – клеящую обмазку, которой наконечник закрепляется в древке.
Собрать удалось не всех, на кого рассчитывал Вуул. Каймо и Аун согласились с радостью; Донго проворчал: «С Колдуном поговорить нужно». А вот Йом, к великому огорчению Дрого, отказался наотрез.
– Не могу. Жена на сносях, боится всего. Одну не оставишь. Так что путь объясню – и доброй охоты!
Так-то оно так, и все же…
Не возражал и вождь, только усмехнулся:
– Сам бы пошел, да нельзя!
Айя только вздохнула, но промолчала.
А вот Колдун был явно не рад.
– Понимаю вас, да не ко времени затеяли. Глядите: Одноглазая почти заснула. Самое опасное время, а вы далеко! И погода…
Погода действительно переменилась с тех пор, как Небесная Старуха вновь стала готовиться ко сну. Жару сменила прохлада, а потом и настоящий холод, особенно по ночам, – хотя время для него вроде бы еще не наступило. Солнце поблекло, а потом и совсем укрылось за клочковатыми тучами, проливающимися уже совсем по-осеннему тягучими, надоедливыми дождями. И ветер. Здесь, в стойбище, защищенном лесистым склоном, он почти не ощущался, но стоило только выйти на открытое пространство, как он сразу давал о себе знать – резкий, пронизывающий, дующий не с северо-запада, как это бывает здесь чаще всего, а почему-то с юго-востока.
Читать дальше