Ричард Кнаак - Скрытый Пророк

И каждый раз, когда пытался навести порядок, он неосознанно подпитывал свои страх, беспокойство, злость… Все тёмные чувства. Он сражался с самим собой — и проигрывал всё больше и больше с каждой попыткой.

Ульдиссиан стоял, не в силах реагировать. Он хотел спасти мир, но его попытка уже выплеснула на мир такую силу, что он боялся, что следующая вконец уничтожит его. Однако если сын Диомеда не станет ничего делать, получится тот же трагический результат.

Он чувствовал, что эдиремы ждут своего страшного конца. Кеджан тоже излучал ужасную безнадёжность — город наконец-то заметил опасность, которая стремительно к нему приближалась. Ульдиссиан чувствовал ужас обитателей джунглей, ассенианцев, как называли его расу, и людей, которые жили гораздо дальше. Он ощущал, что как люди, так и животные готовились к своей неизбежной кончине.

«Если бы только я понял раньше! — в отчаянии подумал он. — Если бы я только слушал Мендельна и остальных, я смог бы победить это, зарыть глубоко внутри! Но теперь…»

Ульдиссиан замер. С широко распахнутыми глазами он обдумывал одну сумасбродную мысль. Это его сила вызвала такое разрушение. Его сила. Быть может, он мог как-то одержать над ней верх. Он бы…

В спешке под давлением ситуации, Ульдиссиан попытался втянуть обратно в себя всё, что он высвободил. Однако он быстро обнаружил, что, оказавшись на свободе, эти силы увеличились больше, чем в тысячу раз. Теперь они были такой же частью природных сил Санктуария, как и частью его . Даже если он втянет в себя всё, что выпустил, этого больше не будет достаточно, чтобы спасти хоть что-нибудь.

Но Ульдиссиан не отступил. Для него не существовало других целей, кроме как обратить вспять то, что он натворил. Он готов был пойти на что угодно. У него не было выбора. Он должен был справиться.

Было время, когда сын Диомеда размышлял, есть ли предел потенциалу его дара эдирема. Теперь он молился о том, чтобы, даже если был предел, дара оказалось достаточно, чтобы выполнить эту великую задачу.

Собравшись с силами, сделав глубокий вдох, Ульдиссиан начал приказывать необузданным силам возвратиться.

Он закричал, когда его пронизала первая волна, ибо она обжигала жарче огня. Но Ульдиссиан представил брата, представил Серентию, Ахилия и всех, кто преданно шёл за ним. Представляя их лица в своей голове, он потребовал, чтобы его воля свершилась. Ничто иное не имело значения, ни сознательное, ни подсознательное.

Его тело уже сверкало ослепительным золотом и становилось ещё более ярким по мере того, как Ульдиссиан поглощал всё, что приближало конец Санктуария. Область вокруг него излучала несметные количества магической энергии, и вся она была направлена на человека. Угодившие в поток такой ошеломляющей силы, огромные камни, куски древесины и многое, многое другое кружились в воздухе вокруг него.

Ульдиссиан не обращал на это внимания. Для него ничего не существовало, кроме задачи закончить то, что он начал. Он видел только непрестанное втекание магии не только в его тело, но в его душу. Каждый миг бывший фермер был уверен, что больше не выдержит, однако он продолжал стоять, тысячекратно испытывая тысячи пыток, ни одну из которых не испытало живое существо до него.

Он слышал отдалённые голоса, но, приняв их за крики умирающих, Ульдиссиан старался игнорировать их. Ему нельзя было отвлекаться. Всё его существо должно было оставаться полностью сконцентрированным на претворении его последней надежды.

Энергия продолжала вливаться. Ульдиссиан кричал, но держался. Он молился о том, чтобы до того, как сломается, ему удалось спасти нескольких людей.

Оно продолжало вливаться в него, как бушующая река расплавленной земли. Он упал на колени, но держался. Но и поток не ослабевал. Он всё бежал и бежал…

Затем…

Прекратилось.

Уверенный, что что-то пошло не так, Ульдиссиан продолжал пытаться втянуть в себя больше, но ничего не последовало.

Он прямо всхлипнул от этого чуда — не из-за себя, но из-за того, что это означало надежду для других. Однако до окончания было далеко. Ульдиссиан чувствовал, как всё, что он принял, рвётся наружу. Ему приходилось прикладывать все силы, чтобы удержать это, и как долго такое положение могло продлиться, сын Диомеда не знал.

Затем настал миг понимания, принятия того, что необходимо, чтобы положить конец угрозе. Ульдиссиан понял, что ему нетрудно принять то, что должно было свершиться, потому что это был не только единственный вариант, но вариант правильный.