The Killers - Уроки Окклюменции

Гарри бережно закрыл ящичек и неслышно ступая, ушел из этого царства покоя и холода.

Долгие годы он регулярно просматривал в найденном в доме на Гриммо старинном думосборе оставленные профессором воспоминания. Каждый раз он находил новые и новые детали, которые упустил, когда смотрел впервые, ведь тогда его внимание было приковано только к отцу.

Теперь же он неотрывно разглядывал все: и юную Лили Эванс, на ногу которой едва–едва не наступает острым задним копытом мечущийся от боли молодой гиппогриф, и несчастного Обри, который вынужден был удерживать изо всех сил руками увеличенную голову, чтобы не сломалась шея, и окровавленные ухо и щека маленького Снейпа, когда с него сорвали наушники в теплице, при пересадке молоденьких мандрагор, и торжествующе–злобные лица Мародеров, крушащих ледяную статую василиска…

Он за девять лет просмотрел их десятки раз. Он настоял, чтобы на кладбище рядом с Хогвартсом, где покоились большинство зашитников школы, была поставлена черная надгробная мраморная плита с высеченной серебряными буквами эпитафией: «Всегда! До последнего вздоха…». Он заказал и повесил в кабинете директора портрет Северуса Снейпа, который, к недоумению многих не двигался, оставаясь неподвижным и величественным, смотрящим в одну точку.

Наконец, он назвал своего второго сына именами двух последних директоров Хогвартса — Альбус Северус.

Вездесущая и любопытная как сорока Рита Скитер написала после этого новую книжку, в которой умилялась поступком Гарри. Назвать любимого сына в честь ненавистного профессора! А уж тем более после того, как Гарри в Битве рассказал всем, что Северус Снейп обожал его маму… Сенсация была в духе Скитер, книга выпускалась три раза, и расходилась с бешеной скоростью, даже за границей печатались миллионные тиражи, охотно раскупавшиеся сердобольными романтическими кумушками, упивавшимися сопливым повествованием и рыдавшими над описанными пронырливой репортершей душевными муками великого Гарри Поттера, который страдал, потому что так и не поведал покойному профессору, что был неправ, подозревая его во всех смертных грехах…

…Гарри вернулся с семьей с праздника, который устраивала в Норе Молли по поводу того, что малышу Альбусу–Северусу исполнился месяц. Через час, когда домочадцы уснули, он, по привычке, прошел в кабинет.

И остановился как вкопанный.

На столе, возле думосбора, стоял высокий флакон зеленого стекла.

Гарри на враз ослабевших ногах подошел к столу. На доме стояла мощнейшая защита. Кто мог проникнуть сюда, чтобы доставить этот предмет? Хотя он уже видел, что именно в нем — внутри переливалось серебристое содержимое воспоминаний.

Сердце забилось у самого горла — он понял, что сейчас его сомнениям и мучениям придет конец.

…Гарри нырнул в думосбор и оказался посреди зеленого тропического леса. Где‑то недалеко шумел водопад, его местоположение было видно по постоянной радуге, образовавшейся в небе от мельчайших водяных брызг. Слышалось пение множества птиц, в воздухе разливался пьянящий аромат незнакомых цветов, порхали стайки маленьких разноцветных колибри и наоборот, непривычно огромных бабочек.

Раздалось шуршание, и на поляну выполз старый знакомый — огромный василиск. Справа зияла темным входом огромная пещера, наполовину скрытая свисавшими лианами. А рядом стояло небольшое добротное бунгало. Из дома показался высокий худой человек в светлой магловской рубашке и темных брюках, который что‑то говорил маленькому эльфу–домовику. Джимси!

Живой и невредимый профессор Зелий вышел на поляну.

— Да, Поттер, не удивляйтесь. Я жив. Меня спас мой верный друг–эльф. Именно он переместил меня из Хижины в мои апартаменты и запечатал их наглухо. Он незамедлительно напоил меня антидотом на основе яда василиска, который нейтрализует действие яда любой змеи и смазал мою рану моим же Универсальным бальзамом для волшебных тварей. Чудодейственная вещь, надо сказать! Благодаря его производству я зарабатываю неплохие деньги, которые позволяют мне жить с максимальным комфортом!

Признаться, я так устал за все годы преподавания от студентов и вообще, от людей, что мне и сейчас абсолютно не хочется возвращаться в магический либо магловский мир.

Все‑таки я больше отшельник и мизантроп. Мне хорошо с моей компанией друзей, и я изредка бываю в гостях в Малфой–Меноре, неделю или две от силы. Больше я в Британии не выдерживаю, раздражает, знаете ли.