The Killers - Уроки Окклюменции

Следовало вернуться в Хогвартс и осмотреть внимательно кабинет Зельеварения и личные комнаты профессора. Вдруг да найдется какая‑то зацепка. Хотя Гарри уже даже не знал, что он ищет и зачем. Нет тела — значит, нет. Пора бы уже и успокоиться и жить дальше. Но он не мог.

Кабинет и личные покои также не были защищены ни паролем, ни Охранными Чарами, как будто Снейп перед непредвиденным уходом с поста директора, снял всю защиту со своей территории. МакГонагалл грустно сказала, что Защитные Чары обычно спадают со смертью того, кто их накладывал, поэтому ничего удивительного нет. Северус, судя по тому, что ей рассказал Гарри, давно уже мертв.

Поттер с директрисой неуверенно вошли в комнаты зельевара. Там было темно, тихо и очень чисто. Педантичная обстановка, скромный ковер перед камином, пара кресел, журнальный столик… И такие же пустые книжные полки, как и в доме в Тупике Прядильщика. МакГонагалл ахнула.

— Кто же мог унести столько книг? Северус собрал за все годы преподавания огромную библиотеку из старинных книг. Многие фолианты по Зельям были практически бесценными, и он потратил на них почти все свои сбережения. Просто странно, что нет именно его личных вещей и книг, он бы никогда не оставил их, особенно врагу. Да и кому бы он мог их завещать? Очень, очень подозрительно и странно, мистер Поттер! Здесь не осталось ничего, что напоминало бы о Северусе…

— Хорошо, профессор МакГонагалл, вы идите, у вас ведь много дел. А я посижу тут, подумаю, — сказал Гарри.

МакГонагалл тяжело вздохнула, промокнула глаза платочком и торопливо вышла. Поттер ходил по комнатам бывшего профессора, с любопытством разглядывая каждую вещь. И добился своего — на самой нижней полке он увидел деревянный ящичек с парой десятков хрустальных флаконов. Сердце забилось быстрее — именно из таких Снейп на предпоследнем занятии вылил в думосбор воспоминания об отце и крестном, свалившихся в Яму.

Профессор оставил ему еще воспоминания, те, которые содержали шалости мародеров.

Признаться, просматривая их первый раз, он очень злился на то, что ему показывают отца с крестным в неприглядном свете, ведь это бросало тень на родственников. Все вокруг твердили ему, что его отец и крестный были замечательными людьми, добрыми, красивыми, умными, талантливыми…

А мерзкий и ненавистный учитель Зелий пытался своими воспоминаниями очернить, опорочить память о них… Любой бы разозлился! А признать, что неправы родители — значило бы предать их, встать на сторону Снейпа. Сириус ему бы такого точно не простил. Сказал бы, что жалеть сального мерзавца не стоит. Да Гарри и сам так думал до вчерашнего дня. Стыдно сказать, но в Хижине он не испытывал особой жалости к предателю и убийце, ему даже в голову не пришло, что можно что‑то сделать, чтобы спасти жизнь Снейпу, хотя бы для того, чтобы заставить его потом ответить за все на суде. Он просто стоял и смотрел, как тот содрогается в конвульсиях, хрипя и булькая кровью в разорванном горле, и скребет пальцами грязный деревянный пол. И лишь после того, как Снейп выпустил воспоминания, с них с троих как будто спало оцепенение. Как будто застывшее, остановившееся время снова закрутило свои шестеренки.

И с момента, как он вылил серебристое содержимое фляжки, наколдованной Гермионой, в думосбор в кабинете директора — все изменилось. Наверное, подсознательно Гарри всегда понимал, что его отец поступает неправильно, но одно дело признать это, когда Снейп был жив и дать ему повод для торжества, и совсем другое, когда объект травли мертв и не может презрительно смотреть на тебя и цедить едкие оскорбления в адрес твоего отца. Тогда и пожалеть его легче и признать, что ты был неправ — тоже. Только почему‑то очень муторно и неприятно на душе, как будто ты сделал одолжение мертвецу, ведь ты никогда больше с ним не встретишься и не заговоришь…

Когда Рон бросил их в королевском лесу Дин, они с Гермионой много разговаривали долгими зимними вечерами. И он как‑то рассказал ей несколько эпизодов из воспоминаний, и пожаловался на то, что он чувствовал только бесконтрольную ярость и желание нагрубить, когда смотрел это. Гермиона очень серьезно и внимательно выслушала его и сказала, что обычно правда, любая правда не нравится людям. Особенно когда тебе ее показывают те, кто всегда высокомерно изрекал: «А ведь я вам говорил!»

Мало кто может признать свою неправоту, особенно в таком возрасте. А как сказала Гермиона, подростки страшные максималисты и не умеют спокойно принимать то, что неправы они, а не взрослые.