Нэнси Берберик - Даламар Темный

**

Два дня спустя впередсмотрящий в вороньем гнезде эльфийского судна Яркое Солнце заметил футляр со свитком, плавающий в море. Моряк мимолётом подумал, как такое могло случиться, но быстро выбросил эту мысль из головы, так как находился высоко над поверхностью моря и должен был думать о своих обязанностях. Яркое Солнце было судном Квалинести. Не из нынешней столицы Квалимори, а тем, которое прибыло в Квалимори из Королевства Кошмара. На борту находился эльфийский принц Портиос, сестра которого командовала Соламнийскими рыцарями, отец которого был близок к смерти от горя из-за этого. Он вез с собой сообщения для двух эльфийских народов, поклон для отца и сообщение для Лорда Белтаноса и правительства в изгнании от их принцессы.

"Возвращайтесь домой," — писала Эльхана Звёздный Ветер из далёкой Башни в разрушенном Сильваносте. — "Снаряжайте корабли и возвращайтесь домой. Привезите жрецов, чтобы вычистить храмы, магов, чтобы до конца истребить остатки злого заклятия и Неистовых Бегунов для того, чтобы охранять всё это."

Она передала официальное письмо Портиосу, поручив его заботе тех, кто будет возвращаться. За прошедшие месяцы войны принц и принцесса постоянно переписывались и встречались, так что теперь они были друг для друга чем-то вроде родственников. Ни единого проблеска любви не сияло в глазах Портиоса, в сердце Эльханы тоже не было и намёка на глубокие чувства к родственнику. Они были детьми своих родителей. И если их сердца и горели, то это было пламя заботы о своём народе. И теперь, в конце войны, когда народы Кринна вновь объединялись между собой, эти двое тоже подумывали о том, что есть ли шанс у однажды разъединённого вновь соединиться? Может быть — тайно перешептывались принц и принцесса — может быть, мы сможем снова объединить два эльфийских народа в одно целое?

Даламар стоял у релингов судна Светлый Солинари. На исходе дня, когда солнце зависло за спиной, постепенно растворяясь в море, он смотрел на восток, наблюдая как корабль обходит Мыс Нордмаар. Жесткие ветра заполнили паруса и они гордо надувались подобно белоснежной лебединой груди. Около Светлого Солинари золотые паруса Яркого Солнца, судна Портиоса, заполнились и округлились. Шесть других судов шли позади, но эти два, Солинари и Солнце, шли рядом друг с другом, как бы не позволяя сопернику вырваться даже немного вперёд.

Мало чести, думал Даламар, что эльфы Сильванести возвращаются домой, ведомые своими дальними родственниками.

Хотя дело шло к лету и легкие ветерки с мыса несли всё усиливающиеся ароматы зеленеющих растений, здесь, в море, ветер был по-зимнему силён и жесток. Он иссушал кожу на лицах и постоянно выл в ушах, не останавливаясь ни днём, ни ночью.

Сильванести, некоторые из которых были моряками, но основная масса не имела никакого отношения к морю, не питали большой любви к этому ветру и постоянному гудению. Даламар же не имел претензий к погоде. Он приучился к песням природы, прожив несколько лет с K'гаталой; он знал теперь, как услышать то, что поют ветер и море. "Эльфы плывут домой," — пели они друг другу — "Эльфы плывут домой".

Он пошевелился, чтобы обернуться назад на запад, к местам, где он прожил столько времени, где продолжала жить K'гатала, которая не плакала, когда он уезжал и не прокляла его как предателя. Она поцеловала его, пожелала ему хорошо доехать и прошептала "возвращайся, когда сможешь", хотя у него не было даже мысли возвращаться сюда, даже если бы он и мог. Он почти обернулся, но всё-таки не стал смотреть на запад. Эта страница в его жизни была уже дописана и закончена. Теперь он возвращался домой и волнение пронизывало его тело как огонь.

Он не знал что осталось от Сильваноста, какие дома выстояли, какие нет. Он слышал рассказы, темные, мрачные и заполненные горем. Он слушал, задавал вопросы и, казалось, что никто не мог ясно сказать на что Земля Сильвана действительно была похожа в эти дни. Не важно, не важно. Он собирался лично увидеть всё и за эту привилегию заплатил тяжелой и грязной работой. Он работал грузчиком, загружая припасы на корабль в каждом порту, мыл палубу, ремонтировал канаты, перешивал ворохи одежды до тех пор, пока не стали кровоточить пальцы — и всё это чтоб наконец в качестве платы увидеть родную землю собственными глазами.

Он не задумывался, зачем он всё это добровольно делал, несмотря на то, что всё в нём большую часть его жизни восставало против несправедливого статуса слуги. Раньше он был скован цепями традиций и законов, которые держали крепче стали. Теперь же он не носил цепей. У него была теперь своя свобода, которой не обладал ни единый эльф на борту этого корабля, да и на всех других тоже. Он сделал выбор, который ни один эльф не осмелился бы сделать. И этот выбор был выбором его сердца.