Лана Тихомирова - Безграничье

Не успел ван Чех приступить к рассказу, как дверь открыла медсестра:

- Вальдемар, вас вызывает главврач, - сказала она и закрыла дверь.

- Ну, да… Естественно… День же не мог просто так начаться и кончится. Жить он без меня, что ли не может… - бурча, доктор ушел.

"Доктор ушел" сами по себе эти слова вместе не вязались. Но сегодня с ним все было не так. Он был уставший и замученный чем-то. Какая-то мысль гложет его. Я уже давно знала доктора и прекрасно понимала, что что-то случилось. Вряд ли дело касается семьи. Когда у доктора болеют дети, а иных проблем у него просто нет, он нарочито безмятежен. Сейчас речь, скорее всего, шла о его снах, о нем самом, возможно даже речь идет опять о Пограничье.

Как странно порой бывает: пока не имеешь о каком-то явлении ни малейшего понятия, то оно тебя и не беспокоит. Но стоит что-то о чем-то узнать, как наваливается куча проблем, а с ними новое познание, а с ним новые и новые проблемы. Просто порочный круг какой-то. Интересно, можно ли вообще закрыть пограничье, а вместе с этим и решить все наши проблемы?

Что мы знаем о нем? Это коллективное бессознательное всех в мире людей. Пространство вполне материальное, между миром нашим и миром двойников - Ка. Пространство населяют люди больные душой, так как воспринимают реальность под призмой Пограничья, находятся внутри него.

Попасть туда можно либо сойдя с ума, либо если сумасшедший, могущественный настолько, что может управлять пограничьем, перетащит тебя туда. Такие больные могут навещать жертв во сне, состоянии наиболее близком к пограничью у здорового человека. Эти могущественные психи, условно нами с доктором названы - Властелинами Пограничья.

Первой описала работу Пограничья Пенелопа ван Тащ, наставница доктора. С нее-то у нас и начались проблемы. Она была последней владычицей пограничья и с ее смертью больше никто, кроме ее мужа, пограничьем не владел. Так вот если можно что-то открыть, то, наверное, можно это и закрыть. Вопрос как. Пенелопа этим не интересовалась. У нее были совершенно другие планы, но об этом уже не раз было сказано.

Нужно будет обсудить эту с доктором проблему. Ведь сколько мы уже с ним наблюдаем пограничье, тот, кто хоть раз с ним связан, уже никогда не расстанется с этим местом. Как и тот, у кого хоть раз возникал психоз, дальше живет с возможностью нового рецидива.

А ведь есть еще такие непостижимые существа, как наши Ка, воспоминания, живущие в каждом человеке. Как показало последнее (нет, в случае с нами не последнее, а крайнее) приключение от того, как часто мы занимаемся нашими воспоминаниями, зависит их жизнь. Воспоминания могут путешествовать через Пограничье и, видимо, частенько снуют там. Ка могут пробираться в наш мир, как это было, а мы можем через пограничье пробираться к ним… Все взаимосвязано и проводником всех этих фантастических перемещений является пограничье.

Я отвлеклась от своих размышлений, когда взгляд упал на портрет доктора. Долго разглядывая рисунок, я не могла понять, а что же с ним не так. То мне казалось, что он выцвел, то, что доктор в нем как-то сместился. Наконец, вплотную подойдя к картине, я поняла: портрет не выцвел и не изменился, он был написан неизвестной мне краской. С Виктором я научилась отличать все возможные краски друг от друга. Я знала, что портрет Виктор писал маслом, но это было не масло и не акварель, и не гуашь, это было все, что угодно, но только не краски. Текстура и то, как ложился цвет были мне не знакомы.

- Что соскучилась и любуешься на моего двойника, пока меня нет, - голос доктора был еще менее бодрым.

- Нет. Вам не кажется, что с портретом что-то не так? - спросила я обернувшись.

Впервые я видела доктора как бы обесцвеченным, он был бледнее, копна черных волос теперь была будто углем раскрашена. На бледной коже ярко выделялась новая гордость доктора - усы. Голубые глаза доктора стали серыми, что-то было не так.

- Не до него сейчас, - доктор бросил шапочку на стол и плюхнулся в свое новое кресло. Он долго молчал, оперевшись носом об руки, скрепленные в замок.

- В общем, последние недели дорабатываем, девочка моя, - сказал ван Чех, гулким голосом.

- Что?! - сначала я подумала, что доктор шутит.

- Пожалуйста… Я слишком расстроен, чтобы повторять несколько раз. Мы с тобой дорабатываем здесь последние две недели. Это нам на то, чтобы подготовить дела к архивации и эпикризы больным, на терапию времени нет, только медикаменты. Да, рецепты тоже необходимо выписать.