Вадим Панов - Запах страха

«Павестка дня. 1. Падгатофка к зиме. 2. Встафка идиотам. 3. Разное».

Первоначально уйбуи [5]были будированы вторым пунктом повестки и принялись живо обсуждать, кого именно из идиотов имел в виду великий фюрер, что именно он будет им вставлять на этот раз и куда. Мнения выдвигались самые разные, одно чудовищнее другого, однако постепенно дискуссия сошла на нет, и теперь уйбуи просто скучали. Очередное заседание Фюрерского совета по неотложным и оборонным вопросам никак не могло начаться – задерживался фюрер, которому избранные представители семьи должны были наперебой давать советы по обороне и другим неотложным делам, а в ответ получать вставки и разное.

– Плати десятку! Я дольше продержал!

– У тебя голова плоская, – пробубнил Шкура Гнилич, вытаскивая из кармана жеваную купюру.

– Может, и плоская, зато деньги приносит!

Булыжник вздохнул и подошел к кучке уйбуев, которые соревновались в удерживании на голове пустой бутылки из-под виски. Поскольку других развлечений не было, турнир привлек внимание практически всех дикарей. К тому моменту, когда Дурич присоединился к болельщикам, сосуд оказался на бандане Гильзы Шибзича и, несмотря на все усилия уйбуя, довольно быстро с нее соскользнул.

– Плохо держится, потому что пустая, – проворчал расстроенный Гильза.

– Голова?

– Бутылка, дурак!

– Кто же тебе полную даст? – заухмылялись окружающие.

– Надо бы в нее влить чего-нибудь для балласта, – объяснил Гильза.

Странное слово вызвало у менее образованных сородичей законные подозрения.

– Ты как меня обозвал?

– Не тебя, а в бутылку. Чтобы стояла лучше.

Половина уйбуев встретила последнюю фразу издевательским хохотом. Оставшиеся, не сообразившие, что именно развеселило сородичей, продолжили обсуждение научных вопросов.

– Когда в бутылку долить, она тяжелее станет.

– Голова поломаться может.

– Не голова, а шея.

– Шея от бутылки не сломается. Я ваще на шее стоять могу.

– Покажи!

Шкура Гнилич, оказавшийся рядом с Булыжником, зевнул и высказал свое мнение:

– Если в бутылку влить, то он это выжрет на хрен.

– Кувалда? – не понял собеседника Дурич.

Шкура покачал головой и, понизив голос, проворчал:

– Кувалда, собака, не выжрет. Умный, хрен.

Ему явно хотелось посплетничать, и Булыжник охотно поддержал тему:

– Опять не получилось?

– Тихо! – Гнилич опасливо огляделся. – У него тута битлы повсюду.

– Не битлы, а жуки.

– Один хрен – слушают.

– Не работают они, – успокоил нервного Шкуру Дурич. – Я сам слышал, как Копыто ругался на это, адназначна.

– Может, он специально?

– Не, не специально. – Булыжник кивнул на Копыто Шибзича, самого верного пса одноглазого Кувалды. – Гляди, как зыркает, звереныш. Адназначна потому, что жуки накрылись.

Уйбуи еще больше понизили голоса и теперь буквально шептали друг другу в уши последние семейные новости. Стоящий в нескольких шагах от шептунов Копыто счел подобное поведение подозрительным, но поскольку, что именно обсуждали Шкура с Булыжником, Шибзич не слышал, ему оставалось лишь скрипеть зубами: вешать только за подозрения королева Всеслава запрещала.

– Ты чо, на прошлом совете не был?

– Не-а.

– А там Горшок выпендрился на хрен. Принес виски, типа щедрый, и к Кувалде подкатывает: мол, хочу тебя, великий фюрер, угостить душевно за все хорошее, что ты, типа, для нас сделал. И стакан наливает.

– А Кувалда?

– А Кувалда в ответ: выпей, говорит, со мной, славный уйбуй. И тоже стакан подставляет. Горшок, дурак, выпил, а Кувалда хитрый, не стал. Ему тогда все говорят: Кувалда, на хрен, это не по-пацански ты делаешь, что не пьешь ваще. А он говорит: чего это я буду пить, когда уйбуй язык высунул и молчит. Мы смотрим, а Горшок уже синий валяется. Такой вот хрен образовался.

Булыжник, который представить себе не мог, как можно отказаться от халявного виски, тяжело вздохнул:

– Умный, мля.

– Как налоговый инспектор, на хрен, – подтвердил Шкура.

– Как же его травануть, если он вперед требует пить?

– Вот и мы головы ломаем.

Избавиться от великого фюрера Красные Шапки мечтали искренне, от всей души, и попытки предпринимали едва ли не каждый месяц. И не потому они желали сковырнуть Кувалду, что одноглазый им не нравился, – все прекрасно понимали, что следующий вожак будет вешать оппонентов с такой же интенсивностью, – просто страсть к междоусобицам навсегда запечатлелась в дикарских генах, и долгое время не меняющийся фюрер насиловал инстинкты верноподданных.