Владимир Мясоедов - Море сумерек

— Прощай! — Молодому эльфу неожиданно захотелось обнять деда, которого он, скорее всего, больше никогда не увидит, но это сбило бы настройки заклинания. И потом, раньше он никогда этого не делал, может, только в глубоком детстве, которого не помнит… а вот как старик его наказывал за малейшую провинность или даже вообще не пойми за что, в памяти Каэля отпечаталось превосходно.

Заклинание заставило слегка зашевелиться волосы по всему телу, и миг спустя юный перворожденный оказался на границе Древнего леса, чаще служащей надежным барьером при попытках ее пересечь в обоих направлениях. Единственным безопасным местом здесь была узенькая дорога с многочисленными кордонами, от которой могущественная магия лордов-жрецов отпугивала разнообразную хищную живность, водившуюся тут в изобилии. Причем никто не скрывал, что чудовища, заселившие непролазные дебри, выведены в массе своей искусственно и любой другой добыче предпочитают двуногую.

— Хищные деревья, колонии жуков-людоедов, стаи бабочек-кровопийц, гигантские волки и рыси, — с тяжким вздохом пробормотал Каэль, закидывая на плечо вещи. — И плюс к ним огромное болото перед людскими землями. Эх, а я так надеялся, что больше по этой клоаке бегать не буду! Столица, конечно, тоже та еще помойка, но там на улицах, по крайней мере, есть булыжные мостовые и нет комаров, за века существования бок о бок с нами приспособившихся к эльфийской магии!

Шагом, больше похожим на бег, воин-маг углубился в лес. Хищников, несмотря на отсутствие защитных амулетов, он особо не боялся, служба в Зеленой страже придала ему уверенности и позволила изучить значительную часть местного бестиария с точки зрения опасности и гастрономии. Питаться собственными запасами, которые, как ни крути, от возраста свежее не становятся, перворожденные жутко не любили, а потому ходили на охоту за дичью во много раз чаще, чем за беглецами из родного государства. А животному, когда в него тычут копьем или стрелами, абсолютно все равно, в чем там его пытается убедить своими чарами изделие друидов, инстинкты берут верх, и оно защищается, как может.

Ровное передвижение Каэля, впрочем, продолжалось недолго. Юный эльф внезапно увидел характерный след, который мог проложить лишь неисправимый горожанин, проламывающийся через кустарник, и встал на него с целеустремленностью гончей. Причем побежал он за своей нежданно-негаданно объявившейся целью с намного большей скоростью, чем можно было ожидать даже от самой лучшей собаки.

«Зачем я это делаю? — ошалело подумал воин-маг, перепрыгивая с запасом лежащее поперек тропинки бревно. То дернулось было за ним, но поняло, что все равно не успеет схватить шуструю добычу, и осталось лежать на прежнем месте, поджидая менее стремительную жертву. Хищные деревья умели ждать. Неспособность передвигаться с места на место очень развивает терпеливость. — Ну догоню я его… нет, все-таки, наверное, их… очень уж много следов, и что дальше? На заставу тащить? Так самого стрелами запросто утыкать могут. Вдруг не станут дожидаться ответа из столицы и решат провести судебную церемонию по минимуму… Да и что еще там ответят по поводу шпиона, меньше дня как вышедшего на самостоятельную работу? Убить тех, кого догоню? Можно, конечно, но зачем? Я, даже когда служил, этим не увлекался и почти всегда давал беглецам уйти, да так в общем-то почти все делали, ведь изгнанники сами определяли свою судьбу, а смерть от руки представителей низших рас может быть куда более мучительна, чем самый суровый приговор. Попросить, чтобы приняли в команду? До этого Сумеречного леса, чем бы он там ни был на самом деле, все равно не меньше года пути, один запросто могу пропасть, а со спутниками шансы на то, что доберусь не туда, так к западным эльфам, куда выше. Вот только то, что раньше я таких, как они, ловил и казнил, написано на моем лице, причем несмываемыми красками. Не поверят, а если поверят, первой же ночью зарежут просто за то, что натерпелись от власти, ведь от хорошей жизни из страны не бегут. И не докажешь, что сам из-за традиций и предрассудков всю жизнь страдал…»

Каэль прервал размышления, почувствовав острый аромат разлитой в воздухе крови. Причем, в этом он мог поклясться, принадлежала она не дикому зверью, сводящему счеты в извечной игре «хищник — жертва», а кому-то из народа перворожденных. Перейдя на шаг и взяв в руки меч — от лука среди тесного переплетения ветвей толку было мало, даже от эльфийского, — он осторожно приблизился к подножию гигантской, в пять охватов, сосны, у которой и разыгралась трагедия. Видимо, группка беглецов выбрала это место для привала, рассчитывая оказаться в относительной безопасности под укрытием толстых сучьев, сквозь которые их не разглядеть птицам-наблюдателям, время от времени запускаемым чародеями Зеленой стражи на облет границ.