Орсон Кард - Хроники Вортинга

— Вкуснее даже на Капитолии не едал, — отметил Язон, и Лэрд, припомнив безвкусную пищу, которой пичкали Язона в детстве, охотно согласился.

— Так, — сказал Язон. — Осталась последняя стадия подготовки, и ты можешь приступать к написанию книги. Но сейчас нам нужны чернила.

— Старый писарь оставил немножко, — напомнил Лэрд.

— Коровья моча, — скривился Язон. — Я научу тебя делать чернила, которые продержатся очень и очень долго.

Услышав это, мать не могла скрыть недовольство:

— В доме столько работы, — сказала она, — а ты забиваешь Лэрду голову всякими дурацкими затеями. Тоже мне важность — чернила!

Язон улыбнулся, но взгляд его был тверд:

— Тано, я трудился наравне с твоим сыном. Снег еще не выпал, а у вас уже столько запасов на зиму, сколько вы никогда не видывали. Кроме того, я заплатил за проживание, тогда как на самом-то деле это вы должны платить мне за мою работу. Предупреждаю, не упрекай меня в том, что мы с твоим сыном зря тратим время.

— Ты меня ПРЕДУПРЕЖДАЕШЬ?! И что ж ты со мной сделаешь, если я ослушаюсь, — убьешь под моей же крышей? — съязвила она, надеясь затеять свару.

Но его слова жалили, словно пчелы:

— Не стой у меня на пути, Тано, иначе я расскажу твоему мужу, что не он один в этом доме раздувал огонек в потайном горне. И опишу, какие именно путники качали мехи и подбрасывали поленья, дабы огонь твой не угасал.

Глаза матери округлились, и, резко умолкнув, она снова принялась крошить турнепс для супа.

Это ее смирение было настоящим признанием поражения. Лэрд смотрел на нее с презрением и страхом. Он думал о своем худеньком тельце и узких плечах, думал; какой же путник зачал его. «Что украла ты у жизни?» — мысленно спрашивал он мать.

«Ты сын своего отца, — раздался голос Юстиции. — И Сала тоже была зачата им. Те, кто охранял вас от боли, следили и за тем, чтобы незаконнорожденные дети не появлялись на свет».

Утешение было слабым. Мать всегда относилась к нему холодно, он боялся ее, но никогда даже не думал, что она умеет лгать и изворачиваться.

— Ну, Тано, что скажешь о моих успехах? Научился я языку? — бодро поинтересовался Язон.

— Иди, делай свои чернила, — хмуро буркнула мать. — Чем меньше времени ты будешь проводить в доме, тем лучше.

«Знаешь, мама, в последнее время мне тоже здесь что-то разонравилось».

На прощание Язон легонько чмокнул Юстицию в щечку. Юстиция молча проводила его горящим взглядом. Выйдя на улицу, Язон объяснил Лэрду:

— Юстиция терпеть не может, когда я начинаю играть на страхах и тем самым подчиняю себе людей. Она считает, что это дурно и отвратительно. Она-то привыкла управлять людьми, незаметно изменяя их желания, чтобы им даже в голову не пришло ослушаться ее. А я вот думаю, что это плохо отражается на умственных способностях и превращает людей в животных.

Лэрд молча пожал плечами. Мать разрешила ему заняться чернилами, это главное — не важно, как этого добились Язон и Юстиция.

Язон собирал со стволов древесные грибы и клал к себе в сумку, поручив Лэрду наломать ветвей шиповника и набить ими другую котомку. Коварные кусты так и норовили вцепиться шипами ему в руки, но он не жаловался, даже испытывал удовольствие, снося боль без малейшего стона. Ближе к сумеркам, уже по пути домой, Язон остановился у одной сосенки и соскреб с нее смолы, наполнив предусмотрительно захваченную плошку.

Грибы они сварили, порезали на кусочки, отварили снова и отлили полученную черную жидкость в отдельную миску. Раздавив в ней мелко накрошенные ветви терновника, они снова ее процедили, затем добавили сосновую смолу и поставили на огонь, где она и бурлила около часа. В конце концов, в последний раз пропустив ее сквозь холст, они получили две пинты блестяще-черных чернил.

— Они сохраняют яркость на протяжении целого тысячелетия, а надпись, сделанную ими, можно прочитать и через пять тысяч лет. Скорее пергамент обратится в пыль, чем исчезнут чернила, — сказал Язон.

— Где ты научился делать такие хорошие чернила?

— А где ты научился делать такой тонкий пергамент? — в ответ спросил Язон, беря из рук Лэрда лист. — Сквозь него мою руку видать.

— Ну, как сделать пергамент, знает каждый, — хмыкнул Лэрд. — Овцы носят его секрет на теле, до самой смерти, и делятся им с нами, когда мы свежуем их.

Той ночью Лэрду снилось, как Язон впервые встретился с Абнером Дуном. Как Бог повстречался с Сатаной. Как жизнь сошлась со смертью. Как Создатель столкнулся с разрушителем. Сон принесла ему Юстиция; извлекла она этот сон из дальних уголков памяти Язона. Воспоминания о воспоминаниях о воспоминаниях — вот что вертелось в уме у Лэрда, когда на следующее утро дрожащим пером он вывел первую строку.