— Ни единого раза. — Он покачал головой. — Эх, знать бы мне твои источники информации.
— Мои источники информации — это мои, а твой источник — это я.
Стоич вздохнул:
— Вот что я тебе скажу, Пит. Возьмут нас в конце концов за жопу, поставят лицом к стене и поимеют в одно место. Впрочем, тебе не привыкать, но мне-то каково! — Он смачно загоготал, веселясь собственной пошлой остроте.
— Стало быть, ты отказываешься от дальнейшего сотрудничества?
Похоже, Антон ни на шутку испугался такой перспективы. Он даже привстал и протестующе замахал руками.
— Ни в коем случае, дружище. Ты не только растлитель малолетних мальчиков, но и совратитель взрослых, вполне гетеросексуальных брокеров.
— Рад это слышать, — и я кокетливо подмигнул ему.
Стоича, примерного семьянина, отца троих детей, передёрнуло.
— Ты хищник, Пит, кровопийца. Твои сведения — как наркотик. Я уже прочно сел на иглу, и теперь, когда подолгу не вижу твою мерзкую рожу, у меня начинается ломка.
Я хмыкнул. Весьма своеобразный комплимент — но вполне в духе наших отношений с Антоном Стоичем.
— Вот и ладненько, — произнёс я с довольным видом. — Кстати, ты продолжаешь скупать акции «Итальянских Астролиний»?
— Естественно. Всё идёт как по маслу.
— И никаких подозрений?
— Никаких. Я бы почуял неладное. Ты был прав — этот Макартур оказал нам неоценимую услугу. Рынок до сих пор лихорадит. Все продают, все покупают — в такой неразберихе работать одно удовольствие.
— Значит, договорились?
— Договорились. Я продаю ньюалабамские доллары, а затем жду обвала. Надеюсь, он произойдёт.
— Не сомневайся, — ответил я и, попрощавшись, прервал связь.
С чувством глубокого удовлетворения и с изрядной долей отвращения я вытер с губ помаду и снова поглядел в зеркало. Стоич прав — мерзкая рожа. Педик поганый. Как мне надоела эта игра!
Я вернул свой естественный облик и облегчённо вздохнул. В сущности, Кевин Макартур парень что надо… правда, живёт он во лжи. Много фальши, притворства, лицемерия — сколько так может продолжаться? Последние четырнадцать лет я веду не двойную и даже не тройную жизнь, а N-ную, где N — целочисленная переменная, которая варьируется в довольно широких пределах.
Перед следующим сеансом связи я позволил себе расслабиться. На этот раз мне не нужно притворяться, не нужно играть, а нужно просто быть самим собой. Собой изначальным — тем, кем я есть от рождения. То бишь Кевином из Авалона, сыном Артура и Даны.
Я набрал с клавиатуры имя «Малкольм» и нажал клавишу ввода. Внутри голокуба заклубился густой молочно-белый туман. Это явление поставило бы в тупик любого специалиста по оптоэлектронике. Терминал жалобно заскулил, не в силах понять, что происходит, его процессор тщетно пытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения видеосистемой. Чтобы успокоить его, я варварски надавил кнопку сброса. Привычный к таким штучкам покетбук, воспользовавшись моментом, полностью перехватил управление стереомонитором. После перезагрузки терминал оказался в подчинённом режиме и больше не стал протестовать.
— Это ты, Кевин? — раздался вопрос из тумана.
— Да, я. По крайне мере, мне так кажется.
— Судя по всему, это ты, — подтвердил мой собеседник. — Подожди, сейчас я перейду в другую комнату. Здесь слишком много народу.
Я подождал. Спустя минуту туман расступился, и я увидел высокого стройного парня с белокурыми волосами и голубыми глазами. Он был одет в алую с золотом мантию и костюм из тёмно-синего бархата; на его голове красовался щегольской берет с белым пером, а на широком, шитом серебром поясе висела шпага в инкрустированных ножнах.
Его звали Малкольм, короче — Мел, и он был моим двоюродным братом. Даже больше, чем двоюродным, так как его мать Бренда приходилась родной сестрой моему отцу, а его отец Колин Лейнстер был сыном брата моей бабушки по материнской линии. Впрочем, в аристократических кругах запутанные родственные связи явление весьма распространённое.
— Привет, Мел, — произнёс я. — С какой стати ты так нарядился?
— По случаю объявления о помолвке. Жаль, что ты не с нами.
— А что за помолвка? — поинтересовался я.
Мел был удивлён:
— Разве Дейдра не оставила тебе сообщения?
— Оставила. Что собирается придушить твою мать.
— Ага. Видно, она сильно расстроилась, опять нарвавшись на твой автоответчик.
— Похоже, что так, — согласился я. — А чью помолвку вы отмечаете?
— Мою.
Читать дальше