Дем Михайлов - Ледяное проклятье

Закончить я не успел. Практически одновременно оба горе-воина рухнули на землю, словно подрубленные деревья, и затряслись в конвульсиях, взрывая сапогами снег и колотясь затылками о мерзлую землю.

— Г-гос-сп-под-дин, пр-росстите м-еня, — содрогаясь в судорогах, выдохнул Лени, стараясь нащупать меня взглядом закатывающихся под лоб глаз.

— Г-госп-подина! Ли эс грам мира! — Это уже Тикса выдавил из себя причудливую смесь гномьего и человеческого языков.

Словно и не услышав этой мольбы, я прошелся перед распростертыми телами и задумчиво произнес:

— Господин, говорите? Хм… сомневаюсь, что я ваш господин. Приказы мои вы не выполняете, с оружием кидаетесь…

— Гос-спод-дин, прос-стите м-еня!

— Госп-подина, пр-ростить меня, — тонко заверещал Тикса, наконец выудивший из своей памяти человеческое слово «простить».

— Вот и еще один пример! Перебиваете меня! — повысил я голос. — Разве господина можно перебивать? Можно с мысли сбивать? А? Где смиренное послушание, где почтительность и уважение? Где, я спрашиваю?!

— Г-гос-сподина… — уже изнемогал коротышка, кося на меня неестественно выпучившимся глазом.

— А, к черту! — выругался я. — Тикса, я прощаю тебя! Лени, я прощаю тебя!

Как и в тот памятный день в разоренном шурдами поселении Ван Ферсис, мои слова подействовали мгновенно. Оба несчастных вояки с облегчением распластались на взрытом снегу и хрипло задышали, бездумно таращась в низкое зимнее небо. Решив, что следует выждать несколько минут, пока к ним не вернется дар речи, я отошел на несколько шагов в сторону. Щупальца так и не успокоились, хищно тянулись к лежащим на земле телам, я же с интересом огляделся по сторонам. Здесь было на что взглянуть.

Узкая поляна была надежно скрыта за плотно растущими деревьями и зарослями кустарника — даже зимой, когда вся листва облетела, это укромное место практически невозможно увидеть со стороны. Под склоненными к земле лапами большой ели обустроено нечто вроде загона для лошадей — в землю попарно вбиты толстые колья, а между ними углом навалены мелкие бревнышка, палки и нарубленный лапник, образуя непроницаемый для ветра барьер. С другой стороны загона высится толстый древесный ствол, у входа пылает жаркий костер, а над головами лошадей медленно колышутся пушистые еловые лапы, надежно защищая от снегопада. Животные укрыты попонами, на расчищенной от снега земле лежат охапки жухлой травы и тонких веток.

Задумчиво хмыкнув, я повел глазами в сторону и остановил взгляд на непонятном сооружении, больше всего напоминающем бесформенную кучу веток. Однако стоило присмотреться внимательней, и я заметил в его основании темное отверстие входа, перед которым — еще один, едва тлеющий костерок, лижущий дно закоптелого котелка с закипающей водой. На земле — пара ободранных заячьих тушек… в общем, мне все стало ясно.

— Да вы тут никак зимовать собрались, а? — не оборачиваясь, поинтересовался я, услышав невнятное кряхтенье и бормотание. — И какого лешего? Я же сказал — прямиком домой!

— Г-г-господин? — раздался робкий голос рыжего. — Вы?

— Что г-г-г? — передразнил я начавшего заикаться Лени, окуная ладони в наметенный ветром сугроб. — Я, конечно! Или вы другого кого ожидали увидеть?

— Г-господина?! А?! — Теперь от ступора очнулся Тикса. — О-о-о…

— А, чтоб тебя! — не выдержал я, с хрустом сжимая снег в ладонях. — Да! Я! Еще раз спрашиваю! Какого лешего вы здесь делаете? Вы уже должны были оказаться у Асдоры! Причем на ее противоположном берегу!

— Господин! Живой! — В голосе рыжего отчетливо слышалась искренняя радость, и мой гнев начал утихать. Как можно сердиться на того, кто столь искренне рад вновь тебя увидеть?

— Живой! — вновь воскликнул Лени, все еще сидя в снегу и не пытаясь подняться, словно у него в одночасье отнялись ноги. — Слава Создателю! Не попустил! Живехонек господин наш! Счастье-то какое!

Вздохнув, я повернулся к друзьям и, разведя руками, признался:

— Да живой я, живой.

— Иса во риз! Пачиму змея над головой?! А?!

— Не акай! Тикса, вот ты лучше пока помолчи, не трави душу! — фыркнул я и отступил на шаг, почувствовав исходящую от рыжего Лени волну неприятного тепла. Словно острыми коготками по коже прошлись.

— Нет, но пачиму змея над голова бултыхаться?! Много змея!

— Тикса! — уже в два голоса рявкнули мы с рыжим. Не удовлетворившись лишь одними словами, Лени пихнул коротышку ногой в бок.

— Ой! Что Тикса?! Что?! — возопил гном и, с размаху залепив Лени оплеуху, ткнул дрожащим пальцем в меня. — Не видеть?! Ослеп рижий, глупый, дурной?! Я же говорить — змея над голова бултыхаться! Змея! Не понимать?!