Гайдн Миддлтон - Последняя сказка братьев Гримм

Только вот не мог вспомнить, для кого ее написал. Может, для своей матери? Он ощущал себя ребенком, борющимся за то, чтобы иметь возможность писать, — освобожденный от всякой ответственности ребенок, от которого даже не ожидают, что он заговорит. Приятно быть таким, будто совершая путешествие во времена своего рождения, к истоку.

— Это Куммель, дядя, — голос был громким, как и следовало.

Гюстхен. Только Гюстхен. Гюстхен и ее слуга.

— Добрый вечер, герр профессор. Мне так жаль!

Гримм не понял, что это было, извинения или сожаления о его болезни. В любом случае слова прозвучали искренне. Они стояли по обеим сторонам кровати, Гюстхен справа, молодой Куммель слева и немного ближе. Гримм взял блокнот и с трудом протянул ему. Гюстхен наклонилась поднять карандаш. Он чувствовал, как она положила карандаш ему на грудь.

— Что он написал? — спросила она Куммеля.

Он поколебался, прежде чем ответить:

— Три слова — я думаю, одних и тех же. Здесь написано: Сказку, сказку, сказку?

— Ах, так! — воскликнула Гюстхен, и Гримму показалось, что она хихикнула. — Так мы просили сказку, когда были детьми. Так дядя и его братья и сестры просили сказку, когда были маленькие. Сказку, сказку, сказку! Ты это имеешь в виду, дядя? Ты хочешь, чтобы тебе рассказали историю?

Гримм дотянулся до блокнота, вновь положил его и поднял карандаш, чтобы нацарапать еще несколько слов. Гюстхен склонилась над кроватью, поправляя блокнот и стараясь разобрать, что он написал, но пришлось ждать, пока он закончит, прежде чем прочесть вслух:

— Историю твоих родственников. Она не разобрала, что в конце он написал отдельно букву «К». Тогда, чтобы всем все стало ясно, Гримм вновь передал блокнот Куммелю.

— Вы хотите, чтобы я рассказал о своей семье?

Гримм потряс головой и хлопнул рукой по одеялу, приглашая Куммеля сесть, так как ему тяжело было смотреть все время вверх, немела шея. Молодой человек повиновался, придвинулся ближе.

— Я думаю, — предложила Гюстхен, касаясь рукава Куммеля, — это значит сказку — историю — которую рассказывали тебе твои родственники.

— Еврейскую историю?

Гримм откинулся назад. Дело сделано. Теперь он мог закрыть глаза, чувствуя, как комната и те, кто был в ней, отдаляются от него. Он знал, что Гюстхен и Куммель говорят друг с другом, но ничего не слышал. Он тонул, стоя под градом падавшей на него земли, то есть тонул не только он, но и его миниатюрное королевство. Так продолжалось до тех пор, пока это движение не стало таким естественным, что он его не замечал, как путешественник, отправляясь в поход, не замечает вращение Земли.

Он отправлялся в другое королевство: быстро, в панике, пересекал темный дворцовый двор, и кто-то шел за ним по пятам. В воздухе пахло паленым. Запах был таким сильным, что вызывал у него спазмы. Впереди виднелась арка в древнюю башню, похожую на дымовую трубу. Ступеньки вели наверх сквозь пелену дыма. Он хотел повернуться и убежать, но вместо этого тихонько вошел. Голоса позади него стали настойчивее, и он стал различать отдельные слова:

— …так давно.

— Но ты уверен, что что-то запомнил? Такой маленький? Это значит очень много для него…

Гримм открыл глаза и увидел склонившегося над ним Куммеля. Лицо слуги было так близко, что Гримм мог различить его брови. Слуга пожал плечами и выпрямился. Его убедили. Будет Гримму история. Гримм снова закрыл глаза, но он теперь видел только то, что Куммель решил ему показать:

— Один благочестивый еврей не мог содержать своих детей. Все, что он делал, это изучал Тору в синагоге, пока однажды жена не сказала ему: «Долго ты будешь сидеть сложа руки? Пойди поищи какую-нибудь работу, это спасет нас от голода». Он собрал пожитки и со слезами отправился за городские ворота.

В первом городе, куда пришел, он на каждом углу слышал голоса изучающих Тору. Его тепло приняли и повели в синагогу. Но едва он оказался внутри, как все эти люди оказалось демонами в людском обличье.

Испугавшись, благочестивый еврей попытался вырваться и вернуться домой, но демоны ему не позволили. «Ты останешься здесь, — сказали они, — женишься на одной из нас, у тебя будут дети, богатство и все, чего душа пожелает». — «У меня уже есть жена и дети, — взмолился еврей. — Пожалуйста, позвольте мне уйти». Но его не слушали. И все, что ему оставалось, — взять в жены одну из демониц, и с ней у него было много сыновей и дочерей…

— Дядя, — донесся до Гримма голос Августы, — ты слушаешь? Ты не спишь? Ты слышишь, что рассказывает Куммель?