Валентин Егоров - Море и берег

Было прекрасное утро! Желтый Карлик своими лучами согревал землю, под ногами зеленела сочная трава, и над травой струился легкий утренний туман, только лишь подчеркивающий прелесть нового дня.

Когда утром я вышел из палатки, в которой провел ночь, находясь в лагере морских пехотинцев Борга, то весь лагерь уже был на ногах. Одни морпехи завтракали, другие, видимо, уже позавтракавшие, выстраивались в небольшие колонны, которые тут же покидали пределы лагеря. Третьи же продолжали возиться с каким-то оборудованием, что-то ремонтировали или налаживали в этом оборудовании. Словом, шла обыкновенная жизнь воинского лагеря, со стороны это могло показаться неразберихой, но все лагерные события протекали строго и согласно предварительному планированию, каждый морпех хорошо знал свое место в строю, а также то, что должен сделать в рамках подготовки к сражению.

Я попытался глазами отыскать полковника Борга, но его не оказалось поблизости. Но вдали слышался знакомый рев коммодора Скандинава, который громко и весьма вычурными фразами отчитывал одного из своих матросов, который стоял перед ним и, виновато опустив голову, выслушивал нарекания "батьки". Не знаю, насколько понятны простому матросу были неологизмы коммодора, даже мне иногда приходилось напрягаться, чтобы разобраться в том, что же Скандинав хотел выразить этими своими словами. Но результаты такого его боцманского общения с матросами всегда были налицо, все, что требовалось, моментально выполнялось, плохо выполненная работа тут же переделывалась. Следует ко всему этому только добавить, что матросы палубной команды экипажа никогда и никому не жаловались на столь панибратское обращение с ними их "батьки". Как правило, в большинстве случаев они стояли за него горой и всячески его защищали.

Я же обратил внимание на рев Скандинава только потому, что к этому времени он должен был уже находиться на борту "Весенней Ласточки". Внимательно присмотревшись, я понял, чем было вызвано недовольство нашего коммодора. Он стоял уже в баркасе, а сейчас распекал молодого матроса паренька за то, что тот на секунду позже его подбежал к этому баркасу. Это опоздание и вызвало справедливый гнев командора. Через мгновение баркас, переваливаясь с волны на волну, резво заскакал по волнам отлива к биреме, а коммодор Скандинав, раскинувшись на задней банке баркаса, взирал на окружающую природу. Я удивился и подумал, что и такому человеку, как Скандинав, которому, оказывается, были не чужды восхищение и понимание красот природы.

Мимо пропылила колонна из десяти тягловых ящеров с навьюченными на их спины станками переносных скорпионов. Я знал, что наша артиллерия, состоящая из скорпионов, онагров, баллист и катапульт, уже была расставлена на позициях. А эти артиллерийские резервы тягловыми ящерами подтягивались ближе к фронту. Краем глаза я уловил мелькнувшую вдалеке фигуру полковника Борга. Сегодня в отличие от коммодора Скандинава полковник Борг, широко известный говорун и ерник, был молчалив и сосредоточен. Заметив, что попал в поле моего зрения, он поприветствовал меня слегка поднятой рукой. Но, пробегая мимо, полковник даже не замедлил своего бега, только бросив на ходу, что ему сейчас некогда и чуть попозже он доложит мне остановку.

Если перевести слова Борга на доступный всем нормальным людям язык, то это означало, чтобы я не путался у него под ногами, так как он занят неотложными делами. Волею случая я вновь я оказался предоставлен самому себе, большей частью от нечего делать, а также и для того, чтобы скоротать время, я задрал голову и стал вглядываться в бескрайнюю синеву небосклона. Желтый Карлик приближался к зениту, начиная свой долгий дневной путь, а его лучи становились все более жаркими. Над головой пролетали шустрые птахи, название которых я пока еще не знал, но по внешнему облику, практически ничем не отличавшиеся от земных пернатых. Было приятно и увлекательно наблюдать за их стремительными полетами, неожиданными виражами и переворотами, совершаемыми на полной скорости в воздухе. Я настолько увлекся ротозейством, что не сразу отреагировал на вежливое покашливание, раздавшееся у самых ушей.

Полковник Борг, успевший обежать лагерь с последними распоряжениями и приказами, уже стоял рядом и, с хамоватой усмешкой наглеца, старался привлечь мое внимание. По его улыбке и смеющимся глазам я понял, что это была уже не первая попытка привлечь мое внимание.