Елизавета Дворецкая - Перст судьбы

— Уж больно ты, отец, девок народил красивых да бойких. За такими только и следи! — засмеялся Доброня.

Велемила и на самом деле сомневалась: она привыкла к мысли о том, что станет плесковской княгиней, и ей эта мысль нравилась. Но сам Вольга оставался очень далеко, даже когда стоял рядом. А Стейн был частью ее собственной, ей самой принадлежащей жизни. При мысли о нем в душе поднимались радость и нежность, и он казался ей близким, даже когда жил с «волками» в лесу. И теперь ее не оставляло чувство, что Родоумова избушка соединила их навсегда, сделала одним целым навеки. Ее касалось все, что касалось его, и она хотела, чтобы он добился чего-то большего. Ведь он может, и он достоин лучшей доли! Но скажется ли это на ее собственной судьбе — она пока не знала. И у нее было еще три года, чтобы Макошь соткала свое полотно.

Сам же Стейн так далеко пока не заглядывал — ему достаточно было знать, что Велемила любит его и что завтра, по крайней мере, они еще не расстанутся. Ему даже говорить с ней было не обязательно — хватало сидеть рядом на праздничных павечерницах молодежи и, если было достаточно темно, держать за руку.

И именно Велемиле первой пришло в голову то, до чего должен был додуматься сам Стейн.

Разумеется, великая битва с медведем-убийцей стала первым, о чем «волки» поведали девушкам после своего возвращения. Селяня все показывал в лицах, и в его рассказе медведь подрос разика в два, обзавелся вторым рядом жутких клыков, а также способностью говорить человеческим голосом и при этом грязно ругаться, к счастью для девичьих ушей, на чудском языке. Рассказывал он и о том, чем вся эта сага завершилась для людей из Юрканне. Но только на третий день Велемила, которая бывала и на молодежных павечерницах, и возле стола, где ее отец собирал старейшин, связала в уме все обстоятельства.

— Пойдем-ка! — Осознав все это, она поманила Селяню. — И этого, — она показала на Пето, — возьми с собой. Отцам расскажете. Он же хотел в Ладоге помощи просить, чтобы за родичей мстить?

— Хотел-то хотел, но куда сейчас идти? — усомнился Селяня. — Они там пьют и Велемовы диковины разглядывают. Потом разве что…

— Нет — сейчас! Они там не только про Корсунь говорят. А вернее, из-за Корсуня они вашим новостям так уж рады будут!

— Да чему тут радоваться? Смеешься, что ли!

— Они его обнимать будут за такие вести! Ты, пойг, в рубашке родился! — обратилась она к Пето, хотя он едва ли понял ее слова. — Сейчас за твою родню целое войско мстить пойдет, будто ты сам и есть сын Солнца и Месяца сразу!

Вторым, кто все понял, едва она заговорила, был Хрёрек.

— Я знал, я знал! — закричал он, вскочив на ноги. — Я знал, что боги с нами, боги нам помогут! Ведь его обидчики — большой богатый род? И он знает дорогу? Он нам ее покажет? Хёвдинги, вы понимаете, что дали нам боги? Они дали нам больше, чем проводника, они дали нам законный повод начать войну! Мы проверим, насколько легко нам удастся задуманное и как это воспримут финны. Это просто отлично. Твоя дочь, Домагест хёвдинг, умна, как настоящая королева!

Разумеется, Пето с полной готовностью согласился показать дорогу к Ротко, где жили его обидчики. Он тоже, подобно Хрёреку, подумал, что родился в счастливый день и боги на его стороне.

— Я знаю род Туоре из Ротко! — сказал Деленя, уразумев суть происшедшего. — Один из них, Вало, даже состоял в дружине моего отца, но отличался неуживчивым нравом и ушел обратно в лес еще лет пять назад. И я знал, что старый Кульво был убит прошлой зимой Тарвиттой сыном Йолли. Мне рассказали братья Войто-лапсед из Вирты, когда приезжали весной на торг. Они — братья жены Кульво, они хотели, чтобы я помог ей, как помог бы мой отец в таком случае, но я… Я разговаривал с ними, но сыновья Йолли сказали, что я больше не имею права вмешиваться в их дела, потому что со смертью моего отца мой род утратил власть… — Деленя бледнел и сжимал кулаки, вспоминая разговор с заносчивыми чудинами.

— Он должен был убить их прямо тогда, — склонив голову, шепнул Хакон Стейну. — И потом его не смели бы попрекать, что он утратил власть.

И Стейн кивнул.

— И Тарвитту я помню, — продолжал Деленя. — Он из тех, кто любит заводить свои порядки, но не терпит, когда кто-то указывает ему. Рано или поздно он должен был нарваться. И позор ему, что его убил отрок, вчерашний мальчик! Уж слишком он любил показывать свою силу над теми, кто слабее.

— Потому и жену колотил, — с презрением добавила Милорада.

— Если этот род не желает подчиняться никому, то очень удачно, что с него мы и начнем, — согласился Хрёрек. — И для нас это прекрасный случай показать, что мы сильнее тех, кого считали самым сильным. Может быть, после этого жители всей реки признают тебя своим господином и согласятся выплачивать дань, как и твоему отцу. Но добычу этой зимы мы поделим, как уговорились.