Жураковская Викторовна: Любовь зла…

"Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса… А последнее слово за мной всё равно будет, чтоб они все треснули пополам и поперек срослись!" - подумала я, нервно тиская задыхающуюся кошку.

- Провоцируете негативизм, сударь? - дрожи в голос удалось не допустить. Почти. - Вполне предсказуемая реакция, учитывая ваш уровень интеллекта и застарелые комплексы. Но не самая мудрая, потому что сила не в силе, а в правде. Уловили? А на любой наезд мы всегда можем ответить паровозом.

"Собраться! Глубоко вдохнуть! Томас мог и ты сможешь! Ну же - у Пэгги был веселый гусь…"

- Когда девиц болтливых обижаешь,

С безносой дамой встречу приближаешь.

Их, рыжих, тридцать три несчастья не берут…

А по тебе, заразе, хлобыстнут! -

- на одном дыхании выпалила я и зажмурилась, втягивая голову в плечи. Купидон, Амур, Лель, Ярила, Кама и прочая, прочая, прочая, не приведи Бог, ты заливал насчёт посмертия! Дрей, цвей, эйн…

Ишко завозился на плече, что-то угрюмо пискнул, и, как ни в чём не бывало, снова засопел. Притиснутая к груди кошка исхитрилась жалобно мяукнуть и я, опомнившись, ослабила хватку.

Хлобысь! Стол вздрогнул. Хлобысь, хлобысь! Чав-чав… Буль-буль-буль. Гульп!

- Хорошо пошла! Эх, ромашки ваши, девки, бабы, тётеньки… Красой лепы, а ум - что коромысло: и криво, и зарубисто, и на оба конца! И жить с вами невозможно, и убить нельзя, - рокотнул Горовата таким добрым голосом, что глаза распахнулись во всю ширь и предприняли дерзкую попытку выскочить из орбит. Комендант, примерившись, откромсал тесаком еще один ломоть от здоровенного куска копченой грудинки, ловко свернул его трубочкой и целиком запихнул себе в рот. Совсем было поникшая кошка заметно оживилась.

- Чё ты шугаешься-то, мил человек, чтоб тебе одних ежей жрать? - прожевав, всё тем же добрым голосом спросил Горовата. - Мы ж с тобой пили…

Сраженная его аргументом, я робко потянулась за грибочком, а комендант тут же наполнил мою стопку (и обе свои) чем-то темно-красным с знакомым запахом конфет "Барбарис".

- Будь здорова, пока можешь, - пожелал он и, одну за другой опрокидывая стопки себе в глотку.

- И вам сто дней до приказа, - растерянно пробормотала я и, напрочь забыв про чудовищную аллергию на барбарис (вишню, черешню, малину, сливу, смородину, ежевику, клюкву), залпом осушила свою порцию.

К счастью, новое тело тоже об этом забыло - а, может, и не знало никогда. Горло обожгло, как огнем, на глаза навернулись слезы, но следом в животе поселилось приятное тепло, в голове - столь же приятные пустота и легкость, а кошка, воспользовавшись моментом, вывернулась из моих рук и пулей сиганула под стол, где с противным скрипучим мявом принялась требовать у хозяина возмещения материального и морального ущерба.

Горовата бросил ей солидный шмат грудинки, подтянул к себе поближе бутыль с барбарисовой настойкой, полную еще наполовину и, тоскливо вздохнув, подпер щеку рукой, довольно похоже изобразив васнецовскую Несмеяну.

- Эхма, жизнь моя - застенок, окна в клеточку… - печально произнес он, вперив взгляд в неведомое далеко за моим правым плечом. На всякий случай я оглянулась, но ничего подозрительного или опасного не обнаружила, кроме двух дюжин страшненьких амулетов от проклятий, сглаза и порчи. Машинально потянулась проверить карманы и, в который раз не найдя их, помянула безымянного мага ёмким русским словом. - Что за день такой с утра, бегливый да суматошный, ёлкина вошь? Некуда шагнуть, чтоб не влопаться… и ладно бы в желтое и липкое, да выходит все рыжее да пахучее!.. А стоит выдраться - мысли всякие в голову лезут, поспевай только веником отмахиваться… да еще на мудрствования тянет со страшной силой… Откуда только вы, проклятые, беретесь… и все на мою голову! Вот ты мне скажи, чудо-юдо… хотя нет, лучше молчи. Хорошо молчишь, твоё ж коромысло! Значительно так. Ты ещё помолчи, я ещё пожалкую; глядишь, пообмякну малец, да и выгоню тебя на все четыре стороны. А кому надо - пускай ловит, не треснет, чай! - Он почти по-человечески рассмеялся, наполнил свои стопки из бутыли с чем-то фиолетовым, а мне опять плеснул барбарисовой. - Ну, за свободу всем, всегда и от всего. Будьмо, проклятая!

Я миролюбиво покивала. Остатки утреннего стресса покладисто растворялись в барбарисовой, смерть отодвигалась на неопределенный срок, и, одолжив у Гороваты чистый лист и пишущий стержень, я принялась за план будущей научной работы. Страна Чудес? Другой мир - "чудеса" хоть бочкой черпай. Мышь-Соня? Крыс-некромант. Болванщик с Зайцем? Комендант тюрьмы с пронырой-помощником. Любопытная Алиса… э-э-э… тоже имеется. А безумочаение и есть чаебезумие, даже если на нём потребляют отнюдь не чай.