Анатолий Нейтак - Камень и ветра 4. Поход за радугой

…тишина.

Жуткая, мёртвая тишина.

Опустошение.

Клин обернулся. И поспешно опустил глаза. Смотреть на то, что раньше было его учителем, а теперь стало просто большим пятном на стене пещеры Льда, не хотелось. Сойдя с места и переставляя ноги почти по инерции, Клин

"Устэр Шимгере из Дэргинского княжества, – сказал внутри кто-то устало, но твёрдо. – Ученичество кончилось. Пора снова привыкать к настоящему имени…" пошёл ко Льду, запачканному тем, что осталось от Горлата. И даже не особенно удивился, обнаружив, что древний артефакт избавляется от мёртвой плоти бывшего хозяина. Клочья одежды скукоживались, истаивая тончайшим прахом. Кровь, волокна мышц и даже осколки костей, разжижаясь, скатывались вниз. А пока скатывались, на глазах становились всё меньше и меньше. Несколько лужиц, растёкшихся по глади магического льда у подножия артефакта, стремительно уменьшались в размерах. Будто испарялись.

Самоочищение.

– Итак, кто из вас готов ответить на вопрос?

– Я, сагин!

– Тогда отвечай.

– Суть и смысл существования воина – защита тех, кто не может защитить себя сам.

– Ты путаешь суть и цель. Одну из возможных целей. Может быть, вы дадите нам верный ответ, княжич?

– Мне кажется, что суть и смысл существования воина – это смерть. Кто не лишает жизни врага и не готов отдать жизнь за своего господина, тот не воин.

– Последнее верно. Но точное цитирование ещё не означает понимания. Отнятие жизни не является ни сутью, ни смыслом существования ВОИНА. Для СОЛДАТА – возможно. Но для ВОИНА это только средство, не более…

Пожилой, смахивающий на ворона, сагин Вератрис говорит, по обыкновению, размеренно, с чёткими паузами, не глядя на своих учеников прямо. Но если он на них не смотрит, это совсем не означает, что он их не видит. Стоит Устэру медленно подняться со своего места, как сагин прерывает свою речь.

– Так, один из вас готов попытаться ещё раз. Быть может, потомственный воин скажет нам, в чём для него заключаются смысл и суть существования?

Слова на языке двенадцатилетнего Устэра холодны, как оружейная сталь.

– Воин может защищать или атаковать, смотря по обстоятельствам. Воин может убивать или щадить, смотря по обстоятельствам. Воин может проявлять благородство, а может и не проявлять его, может приказывать, подчиняться приказам или являть неповиновение…

– Но? – подталкивает Вератрис. В развороте его фигуры, в голосе – ревность. Здесь он и никто иной должен быть учителем. Лишь ему доверено дело воспитания высокородных отпрысков виднейших семейств Дэргина. Лишь он может читать им лекции!

Устэр будто не слышит.

– …воин может многое, ибо он действует в мире, формы которого неисчислимо многообразны. Но вне любых форм сутью и смыслом бытия для воина является победа. Воин должен побеждать – и это его единственный истинный долг.

– Ещё одна точная цитата, – кивает сагин.

И осекается, вопреки своему обыкновению взглянув ученику в глаза.

Взгляд Устэра исполнен недетского покоя. То, что для самого сагина – не более чем цитата, для потомственного воина, семь лет назад впервые взявшего в руки боевое оружие – именно то, что было сказано.

Взгляд княжича, также направленный на Устэра, задумчив. Словно наследник Дэргинского престола впервые по-настоящему увидел своего сверстника.

Победа. Выигрыш любой ценой. Высший приз и единственный долг воина.

Не в тот ли хмурый зимний день был сделан первый шаг по дороге, которая привела их обоих к изгнанию? Ведь долг правителя и долг воина различны…

Когда Клин добрался до основания Льда Предателей, реликт минувшей эпохи снова сверкал чистыми переливами радужного сияния. Сказочно красивый, исполненный магической мощи. И готовый подчиняться тому, кто решится занять освободившееся место.

Воссесть на трон. Повелевать.

– Вот уж нет, – сообщил Устэр Шимгере неизвестно кому. Голос его, сорванный последним отчаянным усилием, звучал устало, надтреснуто, но уверенно. – Пусть на тебя Сухтал садится. У него жопа закалённая.

Развернувшись, он поплёлся обратно, в сторону выхода из пещеры. Туда, где толпились, то глядя на него, то отворачиваясь, девять воинов Школы Нарш.

На душе было паршиво.

Знакомые места, чтоб их!