Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм Демонов Часть третья Золотая лягушка

— Да ладно тебе, — примирительно пропищала средняя голова. — Ну, не рассчитали маленько. — И, уже обращаясь к Яге, продолжила: — Ты главное, Ягоровна, не забудь: красная книга с блестящими железными уголками. И надпись — "Нечисть".

— Не волнуйся, все запомнила, — отвечала Яга. — Ты лучше кулаки держи. — А это еще зачем? — удивленно пробасила правая голова. — На удачу.

Ровно в полдень царь Дормидонт вошел в залу и, кивнув присутствующим, занял место во главе огромного стола. На лавках с обоих сторон чинно восседали ближние бояре, воеводы и прочие влиятельные государственные лица. Многие уже были наслышаны об удивительной перемене, произошедшей с Государем, но не знали, к чему бы это и чем чревато лично для каждого из сидящих за столом.

— Я вас пригласил к себе, чтобы обсудить положение в стране и о том, что делать будем, — негромким голосом начал царь. — По последним сведениям, вражеское воинство расположилось в Каменке и в любое время может двинуться на Царь-Город. Готовы ли мы защитить нашу страну, наш народ и нашу столицу?

Из-за стола поднялся длиннобородый господин в довольно необычном наряде — военном кафтане, накинутом поверх собольей шубы.

— Государь, позволь доложить, что славное воинство наше завсегда предано тебе и нашему Отечеству и...

— По делу говори! — повысил голос царь и даже пристукнул ладонью по столу.

— Это глава военного приказа, — шепнул Рыжий Серапионычу. Доктор сидел между Рыжим и князем Длинноруким. Обычный наряд Серапионыча, то есть мятый сюртук со съехавшим набок галстуком, ничуть не обращал на себя внимания разодетых в соболиные и прочие наряды царедворцев. На всей протяженности стола были выставлены вазы с фруктами и кувшины с разнообразными винами, наливками, водкой и пенными медами, и только перед Дормидонтом стоял жбан с квасом.

Тем временем глава военного приказа немного дрожащим от царского окрика голосом говорил:

— Утром наша дружина числом тысяча воинов выступила из Царь-Города и к завтрему должна достигнуть Каменки. И там дать сражение неприятелю. Однако, — тут он немного замялся, — однако нелегко нам придется, ежели князь Григорий и впрямь располагает неким потаенным оружием, о коем все мы немало наслышаны.

— Да брехня все это! — перебил его Длиннорукий.

— А тебе, княже, слова еще не давали! — рявкнул царь. И, вновь оборотившись к главе военного приказа, спросил: — А каково, понимаешь, настроение в войсках?

Тот несколько смутился:

— Правду сказать?

— А то что же? — взъярился Дормидонт. — Мы тут не в бирюльки играем, а решаем участь нашего государства! Ну говори, не бойся, все как есть говори.

— Если правду, то настроение в войсках не намного лучшее, чем в Боярской Думе, — одним духом выпалил глава приказа и с испугом уставился на Дормидонта.

— М-да, — нахмурился царь. — Да ты садись. Князь Длиннорукий!

— Слушаю тебя, мой Государь! — Градоначальник резво вскочил с места.

— Это я тебя слушаю. Что сделано для укрепления столицы, буде войско неприятеля дойдет, понимаешь, до Царь-Города?

— Ни в жисть не дойдет! — оптимистично махнул князь бебряным рукавом. — А коли приведет эдакая беда, то вся столица встанет на твою защиту, царь-батюшка, и я первый! Да ты же знаешь, как мы все тебя любим...

Пока царь-батюшка и все, кто был за столом, внимали разглагольствованиям князя Длиннорукого, Рыжий подмигнул Серапионычу — мол, приступайте. Серапионыч с ловкостью фокусника-иллюзиониста извлек из внутреннего кармана платочек и деликатно высморкался. И никто не заметил, что при этом он что-то подлил из скляночки в чарку своему соседу Длиннорукому.

Царь не прерывал речь городского головы, но слушал ее с нескрываемой усмешкой.

Завершив свое эмоциональное выступление, князь наполнил чарку вишневой наливкой и вдохновенно провозгласил:

— Так поднимем же чару за здравие нашего дорогого Государя, за процветание Отечества, и да провалятся все наши враги в тартарары!

Пренебречь такою здравицей было никак нельзя, и все присутствующие наполнили свои чарки — кто вином, кто водкой, а кто и медовухой. Один лишь Дормидонт подлил себе немного квасу.

Князь Длиннорукий привычным движением влил в глотку содержимое чары и вдруг, выпучив глаза, крепко закашлялся. Сидевший рядом с ним боярин в медвежьей шубе ("Князь Святославский", шепнул Серапионычу Рыжий) вскочил с места и хлопнул соседа по спине. Тот перестал кашлять и с блуждающей усмешкой опустился на место.