Юрий Никитин - Зубы настежь

Я пробормотал:

– Ну, зачем же так... резко?

– Разве орки, – сказал воевода все еще потрясенно, – не на стороне Сил Тьмы?

Я пожал плечами, сам чувствуя как страх и напряжения переходят из меня в моего коня, а через того проскальзывают в мать ее сыру землю:

– Орки... Это просто орки. При чем тут Тьма или Свет? Живут своими обычаями, своими правилами. Иногда удается склонить к союзу с людьми, иногда... Ну, разве люди с людьми не воюют? Не грабят одно племя другое? Это как-то не замечается, а когда нападают орки...

Я умолк, показалось, что говорю чересчур горячо, словно оправдываясь. Воевода показал головой, оглянулся, сделал щепоткой отгоняющий жест, пошептал, наконец сказал уже более-менее твердым голосом:

– Я простой воевода, так высоко не поднимался. И не знал даже, что человек может повелевать их ордами... Тем более, я горд, что ты ведешь сейчас нас, а не этих зеленорылых и перепончатолапых...

Плечи его еще раз зябко вздрогнули, но кончики усов медленно задирались кверху. Воевода поехал уже по-прежнему бодрый и подтянутый, как породистый пес-боксер, что и в старости выглядит молодцеватее всяких там догов или ротвеллеров.

За спиной застучали копыта. Мы с воеводой переглянулись. Его рука приподнялась, готовясь послать коня вперед, но мужская солидарность пересилила, я слышал тяжелый вздох. Стук копыт стал тише, вправо выдвинулись морды коней принцессы и герцога.

Глаза прекрасной принцессы горели гневом, на щеках выступили розовые пятна, двигались по лицу как блики от листьев, сползали на шею. Ее вздернутый носик был нацелен вперед и в небо, но я чувствовао, что она видит нас с воеводой как на ладони.

Герцог наклонился к принцессе и сказал громко, словно она туга на ухо:

– Как видите, принцесса, он был с ними заодно!

Она милостиво наклонила голову, соглашасьс любым обвинением. К ним приблизился крупный воин, весь в железе, один из тех, кто всегда вертелся возое герцога, что-то нашептывал, угодничал как христианский святой. Напыжившись, спросил громко:

– Доблестный и благороднейший Роландур!.. Позволь обратиться?

– Говори, – ответил герцог милостиво. – Говори, верный Монтимер.

Воевода нахмурился, я видел как заиграли желваки. Все-таки все воины подчиняются принцессе, а не герцогу. А принцессе, значит – ему, воеводе, так как только он командует отрядом. Этот Монтимер чересчур шустрит, угождает будущему властелину...

Монтимер сказал громко:

– Почему наш проводник не попросил у своих друзей... или даже родни... хотя бы сменить наших усталых коней?

Воевода хмыкнул, он-то знал почему великий воин и в прошлом предводитель орковского войска сейчас не опустился до такой приземленной просьбы, а старался держать плечи прямыми, а морду кирпичом, а вслух предположил:

– Кони орков признают только этих... зеленокожих!

А принцесса метнула в мой сторону негодующий взгляд, что со свистом пронесся мимо уха, колыхнув волосы и чуть опалив щеку:

– Наемник!

Герцог наклонился к ее уху, но сказал таким шепотом, что слышно было на той стороне леса:

– Наемники, конечно, тоже люди... Я сам их набираю, но это же люди к людям! Но такое ни в одни ворота не лезет! Это уж полностью утратить нравственные ориентиры!.. Отвратительно!

– Он сам такой, – предположила принцесса.

– Да уж... Можно представить куда он нас заведет.

Воевода смолчал, только сопел, бросал на меня взгляды настолько полные сочувствия, что я уже начал вспоминать, не встречал ли его темную от солнца рожу среди зеленых лиц, похожих на кактусы.

Я подмигнул ему, стараясь делать как можно незаметнее, хотя от принцессы ничто не укроется:

– Воевода, нам стоит посмотреть, что там впереди.

Он сказал сразу, словно давно ждал:

– Да, негоже подвергать опасности наших драгоценных благородных...

– ...а также приближенных к ним особ, – добавил я.

Монтимер раскрыл рот, не зная, оскорбил я его или стараюсь подольстится, а мы с воеводой пустили коней вперед в галоп, и только когда оторвались на версту, снова перешли на грунь, а затем и вовсе на шаг.

Ровное как футбольное поле долина справа по горизонту ощетинилась лесным лесом, а справа пошли озера, запахло тиной, ряской, гниющими болотными растениями. Из-под ног части выпрыгивали суслики, ховрашки, с высоты седел мы видели в зарослях травы птичьи гнезда.

Иногда какая самоотверженная птаха выскакивала прямо под конские морды и начинала стонать и прыгать, волоча по земле одно крыло, из травы тут же высовывались любопытные морды любителей зрелищ – хомяков, но кони шли ровно, только хвосты мерно смахивали слепней, запах тины сменялся запахом свежей воды, но и стена леса заметно приближалась, а ровная долина впереди пыталась протиснуться между деревьями и уже виднеющимся берегом большой реки.