Юрий Никитин - Зубы настежь

Мое лицо было тупое и надменное, как и положено герою-варвару. Я знал, что плечи мои шире почти вдвое, грудь словно в выпуклых латах, солнце играет как на доспехах, кожа гладкая и блестящая, это лучший козырь против самых дорогих и модных плащей и камзолов!

Я чувствовал ровные квадратики мускулов живота, дальше простой широкий пояс с металлическими бляшками. Как сказал мой любимый поэт: нет лучше одЇжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи. От жениха несло ароматными притираниями, зато я чувствовал как от меня идет незримая, но достаточно мощная волна мужских гормонов.

Хуже только, что и жених и принцесса тоже как-то ощутили. В его мутных глазах зажглась ярость, а она посмотрела свысока и сморщила аристократический носик. Оба смотрели как на Минотавра, получившего свободу.

Мой конь презрительно фыркнул. Похоже, вся эта пестрая толпа смотрит на меня с холодной неприязнью, только усач-воевода, так я его назвал, оценивающе скользнул взглядом по моей мощной груди, измерил им же ширину плеч, профессионально оглядел мое снаряжение, широкие боевые браслеты, хмыкнул, и, как мне почудилось, его глаза чуть потеплели.

Девушка сказала надменно:

– Мне он не нравится!

А жених сказал громко:

– Я не понимаю, чем нам этот... дикарь в проводники? Проще взять пару собак, они отыщут дорогу не хуже.

Я молчал, хотя злость начала грызть внутренности. Тертуллиус с крыльца быстро взглянул на меня, вскинул руки, голос его зазвучал торопливо и успокаивающе:

– Благородная принцесса! Никто не умаляет доблести и отваги твоего друга, мужественного сэра фон Роландура. Но он больше привычен обнажать свой благородный меч в сражениях за... э-э... Отчизну, Корону, Митру, здесь же на вас могут нападать грязные разбойники, всякие там драконы... Не станет же синьор Роландур, доблестный герцог Замостья, пачкать благородные меч в крови животного? Более того – летающей ящерицы?

Герцог Замостья грозно всхрапнул, гордо выпятил грудь и расправил плечи. Принцесса раскрыла хорошенький ротик, блеснули изумительно ровные белые зубки, но воевода вклинился буквально, пустив коня вперед:

– Дозволь слово молвить, свет ясный, Грюнвальда Белозубая!.. Маг прав, ибо наши люди больше для честных сражений, а когда встретится ворье, тати, ушкуйники, пермяки, то с ними лучше общаться варвару. Он и сам такой, а раз ему платим мы, то он на нашей стороне. А я обещаю за ним присматривать.

Он расслабился, сморкнулся с высоты конской спины поочередно из каждой ноздри, зажав под мышкой поводья, вытер блестящие пальцы о такие же блестящие бедра.

Куцелий выдвинулся из-за спины учителя, развел руками в широчайшем гостеприимном жесте:

– А не изволите ли отдохнуть с дороги? В баньку, то да се...

На расцвеченных всадников как холодной воды плеснули. Даже кони попятились, а доблестный сэр Роландур сказал надменно:

– Не изволим.

– Еще как не изволим, – добавил воевода. – Меня зовут Рудохост, я командую войсками принцессы Грюнвальды. Нам чем скорее пробраться в замок доблестного герцога Роландура, тем меньше разобьем голов и сломаем мечей. Посему...

Роландур бросил на меня вызывающий взор, захохотал грубо:

– А нам, впрочем, не впервой бить черепа и ломать чужие мечи!

Воевода сказал настойчиво:

– Герцог, герцог! А как же государственные интересы...

Молодой жених напыжился и словно бы через силу, придавливая свое желание показать свою нечеловеческую удаль, выдавил с великой неохотой:

– Да, надо ехать.

И посмотрел на принцессу, давая понять, что только из-за нее торопится ехать, чтобы завладеть этим чудом с ее титулами, землями, сундуками, связями, родней, городами и весями, а вовсе не из-за страха, что придут и сожрут.

За моей спиной завозился ворон, я чувствовал как он выпростал из-под крыла голову, посмотрел на герцога, брякнул:

– По одежке встречают, коли рожа крива.

И снова скукожился, толстый и теплый как разогретый на солнце.

Над головой проплыла и пропала позади каменная арка городских врат. Я слышал сзади конский топот, переговоры, вскрики, но конь мой, чувствуя просторы, охотно выметнулся из города навстречу бескрайней степи, далекому лесу.

Вскоре я ощутил, что в сторонке летит стремительная тень, изредка поблескивают желтые огоньки. Волк несся широкими стелящимися прыжками. Уши прижаты к спине, хвост вытянут в струнку, он походил на гигантскую стрелу, выпущенную рукой великана низко над землей.

Сзади в спину все плотнее вжимался горячий ком перьев. Ночной гуляка не желает расставаться с остатками сна, прячется от движение воздуха, хотя только вчера гордо каркал, что солнцу и ветру навстречу, расправив упрямую грудь, гордо и смело, но когда от слов к делу, то как у депутата сразу меняются обстоятельства.