Андрэ Нортон - Корона из сплетенных рогов

Это был даже не голос человека, а скорее голос сразу нескольких женщин. Он достигал такой высоты звука, какую можно было услышать только у птиц. И он слышался откуда-то сзади!

Я мгновенно вскочил на ноги, выскочил из-под укрытия и стал всматриваться назад, откуда пришли мы, так ошарашил меня этот голос. Гатея встала рядом со мной так близко, что мы соприкоснулись плечами. Это был хвалебный гимн — нет, это была призывная песня возлюбленных. В ней звучала радость победы, приглашение в домашний уют тех, кто храбро дрался, не щадя себя, в ней звучало…

Теперь я их увидел. Женщины, да, хотя лица их были закрыты длинными волосами, которые волновались по ветру, хотя я не чувствовал никакого ветра. А их тела, стройные женственные тела, тоже были закрыты только длинными волосами, или же на них были одеты одежды, такие же тонкие и невесомые, как эти локоны, плавающие в воздухе? Серебряными были их волосы, серебряными были их тела. Они были далеко от меня, и тем не менее, по мере того, как каждая из них делала шаг, напевая этот гимн, мне казалось, что я вижу их яркие глаза, огненно яркие, так как они были цвета пламени, который я видел, несмотря на то, что их лица были закрыты вуалью их волос.

Они шли рука об руку, и вот они разошлись и образовали круг… за ним другой… третий… Три круга! Я вскрикнул.

Там, где раньше стояли каменные колонны, образовавшие три круга, теперь шли эти поющие женщины. Может это я вижу колонны, и только предательское вечернее освещение обманывает мое зрение? Серебряные тела, волнистые волосы, которые светились сами по себе мягким таинственным сиянием…

И они продолжали свое обворожительное чарующее пение. Мир и счастье, любовь, счастливый дом, вечная жизнь. Нужно только идти к ним и все это будет, все исполнится. Все слаще, все призывнее, соблазнительнее становилась песня. Я пошел, но мое сознание не участвовало в этом. Но я должен идти…

И снова я был безжалостно и грубо брошен на камни. Сильный удар заставил меня перевернуться через голову. Затем рядом со мной упало второе тело, и мы некоторое время боролись между собой, пытаясь высвободить руки и ноги, до тех пор, пока большое, тяжелое, мохнатое тело не легло на нас, придавив к земле.

Я чувствовал сильный кошачий запах, слышал глухое ворчание, такое низкое, что казалось скорее дрожанием его тела, чем настоящим звуком. Пение все продолжалось и все манило нас, но сбросить Гру было невозможно.

Затем сквозь разрывающее сердце пение прорвался голос Гатеи. Лицо ее было совсем рядом, я даже почувствовал ее дыхание на своей щеке.

— Пальцы… и… уши… заткни…

Я почувствовал, что она заворочалась и решил, что она старается, заткнув уши, отгородиться от сладкого пения.

Я тоже освободил руки, хотя не старался освободиться от пения, заткнув уши. Гру, однако, не шевелился, Гатея тоже не делала попыток освободиться из-под тела кота, прижимающего нас обоих к земле. Я чувствовал запах трав, чистый и свежий, который исходил от ее волос, прядь которых была у самого моего носа.

Понимая, что это вторая часть ловушки, и может быть гораздо более опасная, чем первая, я тоже заткнул себе уши и постарался сосредоточиться на другом, например, когда же мы уберемся подальше от этого опасного места и сколько таких мест нам встретится в этой незнакомой стране.

Я все еще слышал слабые звуки пения и оно тянуло меня, заставляло делать попытки к освобождению, чтобы бежать к женщинам. Но постепенно оно затихало, таяло вдали. Может мы просто потеряли сознание, во всяком случае я смутно помню все, что происходило, пока белый лунный свет не лег на нас.

Гру наконец поднялся. Я чувствовал себя избитым, так как слишком долго был прижат к камням, и медленно поднялся на колени. Гатея встала раньше меня. Она смотрела на луну и руки ее двигались в каких-то ритуальных жестах.

Луна была очень яркой и лучи ее делали камни серебряными, или угольно черными, если на них падала тень. Я убрал руки от ушей. Ночь была настолько спокойной и тихой, что я мог слышать слова, которые еле слышно произносила Гатея на незнакомом мне языке. Я отошел от нее и снова оглянулся на каменные круги. Они были очень далеко, а между тем женщины были гораздо ближе. Камни теперь снова стали просто камнями, выстроенными определенным образом с неизвестной мне целью. Вечерние певцы исчезли. Только луна висела над нами, да Гру прижимался к Гатее с мурлыканьем более громким, чем ее шепот.

— Опять твои ловушки? — спросил я, стараясь казаться невозмутимым.