А. Лейк - Пришествие драконов. Начало.

Вдоль одной стены тянулись грубо сколоченные полки с несколькими книгами, а также с целым арсеналом ножей, шипов, ремней и совсем уж неведомых Эдмунду предметов.

На жердочке сидела неподвижно, как изваяние, черная птица. Оргрим шагнул к полке и выбрал нож, длинное лезвие которого блеснуло в свете факелов, как мокрый язык. Потом он обернулся…

Эдмунд знал заранее, что сейчас предстанет его взору, то есть взору Оргрима. Инстинкт требовал, чтобы он не смотрел дальше. «Спокойствие! — скомандовал инстинкту рассудок. — Не раскрывай себя!» И он стал смотреть глазами Оргрима дальше. В тени громоздилось уродливое сооружение, уже однажды виденное им во сне: длинная деревянная платформа с ремнями, веревки, свисающие с балки на потолке, железная рама ростом с человека. И подвешенная на раме, как пойманная лань, Элспет.

Горло ее сжимал железный ошейник, тяжелые кандалы не давали шевелить руками, такие же железа стягивали ее лодыжки. Можно было подумать, что она без сознания, но при приближении Оргрима она открыла глаза. На ее руке сверкала латная перчатка, крепко державшая ставший бесполезным хрустальный меч. Она раскрывала рот в беззвучном крике.

Оргрим заговорил, но слов Эдмунд не слышал. Элспет смотрела на него не мигая.

«Какая отважная! — подумал Эдмунд в отчаянии. — Но сейчас никакая отвага ее не спасет…»

До его слуха донесся голос:

— Ты что-нибудь видишь, Эдмунд?

Ах да, Клуаран. Он ведь обещал привести менестреля к Оргриму, но понятия не имел, где находится эта закопченная пыточная камера. Эдмунд закашлялся, не сводя взгляд с искаженного мукой и ненавистью лица Элспет.

— Комната… темно… горят факелы. Может, это подземелье? Но нет ни лестницы, ни ступенек… — Он замер с разинутым ртом. Оргрим оторвал правый рукав Элспет и приставил к ее оголенной руке острие ножа. Глаза девочки расширились от боли.

— Он пытает ее! — крикнул Эдмунд.

— Скажи, что еще ты видишь, — попросил Клуаран спокойно и сосредоточенно.

— Пол неровный, потолок тоже. Его подпирает бревно. — Элспет закричала. — Каменные стены! — крикнул вместе с ней Эдмунд. — Погоди-ка… — Стена за спиной у Элспет была не каменной кладкой, а неровной скалой. Пещера? Бревно, подпиравшее потолок, торчало из утоптанной земли. — Это не комната, а пещера! Или хижина, пристроенная к скале.

— Убежище отшельника! — сообразил менестрель. — У самой городской стены, в северо-восточной ее части!

Быстрые шаги — и след его простыл. Эдмунд знал, что надо его нагнать, но не мог оторвать взгляд от Элспет. Из неглубокого пореза на ее предплечье сочилась кровь, глаза были закрыты, со лба катился пот. Видна была выпачканная кровью рука Оргрима, совершавшая непонятные движения вокруг хрустального меча, мерно вспыхивавшего и подрагивавшего вместе с вцепившимися в рукоятку сведенными судорогой пальцами девочки. Казалось, Элспет вот-вот лишится чувств, лицо ее своей белизной было впору сравнить с клинком волшебного меча.

Взирая на нее глазами Оргрима, Эдмунд знал в точности намерения колдуна. Тот собирался отнять у девочки меч. А без меча она умрет.

Эдмунд не удержался от мысленного яростного вопля — и тем отвлек Оргрима от его занятия. Мальчик ощутил уже знакомое невыносимое чувство: его голова грозила лопнуть. А потом он окоченел от страха.

«Добро пожаловать, малыш!»

Эдмунд хотел открыть глаза, но не смог.

Он с ужасом понял, что угодил в западню.

Он расстался с собственным телом, все, что у него теперь оставалось, — это невыносимая сцена перед глазами.

«Напрасно ты вмешался, — продолжил холодный голос. — На что ты надеялся?»

«Отпусти ее!» — хотел крикнуть Эдмунд.

В ответ раздался хохот.

«Ступай, откуда пришел. Тобой я займусь позже, Белый Хвостик".

Могучий пинок — и вот уже Эдмунд лежит ничком в сарае, с полным ртом сена.

Весь мир сжался в комок нестерпимой боли. Невыносимо ныли зажатые кандалами конечности, ножевые порезы на предплечье горели так, словно плоть ее терзали раскаленным железом. Порезы были непростые: казалось, Оргрим выводит на ее коже замысловатые узоры. Но страдала она не только от боли. Невозможно было понять, почему ее рука упрямо не выпускает меч, почему он не померкнет, не исчезнет? Его призвал Оргрим? Или меч сам принял решение сразиться?

Сначала колдун сопровождал каждый новый надрез вопросом:

— Имя меча? Как ты им завладела? — И всякий раз повторял как заклинание: — Отдай меч добровольно, тогда мне не придется причинять тебе страдания!