Андрей Марченко - Вороново Крыло

– Воздействие на мужчину и женщину различны по своей природе. То, что ломает мужчину, не всегда подходит к женщине. Есть такая вещь – пытка временем. Ее почти нельзя применить к мужчинам – они менее чувствительны к бегу времени… Хотя должно быть иначе – они сгорают быстрее, но в силу своей безлаберности этого не замечают. Мужчины легче переносят одиночество. С ее слов выходило, что веревка для удавки – тонкая вещь, как в прямом и переносном смысле: ее надо специально вымачивать, нагружать, чтобы она не растягивалась и не пружинила. Саму пытку разбивала на фазы:

– Хорошая пытка – как вино. Она должна быть настояна, выдержана и ее не должно быть слишком много. Иначе будет болеть голова. Кого-то ломает боль, кого-то – предчувствие боли… Все должно быть взвешено, отмеряно, решено… Я смотрел на нее и думал – а ведь она женщина. Она может забеременеть, кричать от боли при родах а потом любить и беречь беспомощное существо принесшее ей столько страданий. Стать нежной матерью, страстной любовницей – и быть палачом? А потом понял, что все это очень просто: не нужно смешивать работу и личную жизнь.

Жизнь… Плохо или хорошо, но она продолжалась. За Стеной шумел город – может это являлось частью системы. Скажем, размести они школу в лесу или в горах – многие отнеслись к плену спокойней. Но жизнь шумела, жизнь самым настырным образом напоминала о своем существовании. За Стеной будто призраки проносились силуэты. Мы пытались разгадать, кого они обозначают, что они там делают. Им завидовали – за Стеной люди не были ограничены тремя сотнями физиономий на клочке земли. Они отдыхали, когда уставали, жгли свет, когда им это было нужно. Были вольны идти, куда хотят. Так мы думали… Недели три никто не сдавался – Школа забирала свое только смертями. Но потом сломался первый – он пошел и заявил, что он сдается и ему плевать – убью его или дадут другое имя, другую форму, другую идею. Это был правильный ответ

– на следующий день его отправили за Стену. С развязанными руками… Увидев такое дело еще через два дня сдалось трое – они вылетели в трубу крематория. Им было плевать на сдачу – им нужна была искренность. И еще – им не нужны были проигравшие – приговоренные к смерти не могли спастись, даже согласившись сдаться. А оставшиеся приготовились выживать. Выживать самим – и выживать других. Четырем в четырех стенах было тесно – некоторые умерли, потому что мешали жить другим. Постепенно пленники начали обрастать вещами – это было более чем странно, ибо большинство попали в школу ни с чем. Откуда-то появились даже книги. Одна попала в нашу комнату вместе с Малышом. Но она была маленькая – тот хранил ее в кармане куртки, предварительно оторвав обложку. Когда кто-то умирал или уходил, его вещи делили между оставшимися. На вещи погибшего от руки другого пленного, в первую очередь претендовал убийца. Почти все работы в школе выполняли сами пленные – таскали дрова на кухню, убирали этажи, убирали за смертью: уносили погибшего к крематорию, потом закапывали пепел на кладбище. Мертвому полагался участок сажень на полсажени и кол с табличкой – на ней вырезали какие-то цифры, которые выписывал кастелян из своего гроссбуха. Могилы копал и я – выбор был небольшим: зарывать или быть зарытым. В первый раз моим напарником был Сиглет – лейтенант-инженер из 7-ой ударной армии. Я долбил землю, он ее откидывал. Земля на кладбище была каменистая. Охрана скучала за углом – оттуда мы были хорошо видны, а их не доставал ветер, который успевал разогнаться по полю. Когда я ударил, кирка скользнула и оголила что-то белое. Я нагнулся и руками отрыл череп. Потом вылез и сел на край ямы. Я смотрел то на свою находку, поочередно глядя то на нее, то на могилы. Сиглет спрыгнул и сел рядом со мной.

– Что это значит? – спросил я, не надеясь на ответ. Но он ответил:

– То и значит… Мы не первые в этой школе. До нас были выпуски, наверное поменьше нашего, и поэтому их хоронили. А нас много, стало быть сожженные мы займем места меньше…

– И что теперь делать?

– Слушай, где ты научился задавать глупые вопросы.? Ничего не надо делать. А что ты собирался? Просто прими к сведению или забудь… Сиглет вынул из моих рук кирку и вложил лопату:

– Давай копать – охрана смотрит… Некоторое время мы молча копали. Череп лежал в углу могилы и мы его осторожно обходили или перекладывали. Наконец, Сиглет бросил:

– Сколько ты за него хочешь?

– Что?

– За что ты мне отдашь череп?