Павел Рагузин: Сквозь жизни

Рядом облокотился на стойку коренастый мужик. Его глаза были затуманены.

— Хоччешь поддраться? — поинтересовался он.

— Нет, спасибо! — отказался Егор.

— Нну, ккак хоччешь, — мужик, шатаясь, удалился. М-да, индивидуум…

Попивая пиво, Меньшагин думал о своей судьбе. Почему у него такой длинный нос? Неужели нет женщины, которая смогла бы его полюбить? Полюбить, не взирая на его внешность? Вот взять его соседа по коммуналке: безногий, все лицо оспой изрыто, а баба у него красавица. Чем он ее взял? Любит ведь она его за что-то. И не такой уж он и богатый… Хотя человек он вообще хороший, добрый. Может, за это она его и любит? Живет с ним…

И на баяне он зашибись играет.

За ближайшим к стойке столом пили водку две девушки и два господина, имеющих достаточно респектабельную наружность. Представительницы же слабого пола больше всего походили на обычных шлюх, каковыми, вероятно, и являлись. Когда взгляд Меньшагина коснулся лица одной из них, юноша вдруг почувствовал, как сердце его провалилось в пятки, а реальность натурально заколыхалась, выводя на поверхность потревоженной штормом памяти давно забытые воспоминания. Сюрреалистические образы впились в сознание Егора словно иголки под ногти. Нечто подобное переживал он лишь однажды, во время воспаления легких, когда у него был бред и он видел ТАКОЕ…

На негнущихся ногах Меньшагин направился к столику со шлюхами. Вероятно, вид у него был жуткий, потому что вся четверка уставилась на него, испуганно открыв рты. Но он себя уже почти не контролировал, потому что перед глазами у него четко стояла его предыдущая жизнь, и в этой жизни он был совсем другим человеком, а она, эта девушка с каштановыми кудряшками на голове, была… была его женой. И сейчас их души вновь встретились.

— Ма…, — прохрипел он, — Мааатунита?

— Боже, боже! Это же сумасшедший! — воскликнула Ее подруга. — Это маньяк! Маньяк!!! — завизжала она на весь кабак.

— Эй, студент! — поднялся со стула тот тип, что до этого целовал ее руку. Был он бородат и на вид предельно капиталистичен. — А ну вали отсюда, пока я тебе ребра не пересчитал!

— У меня двенадцать пар ребер, — сомнамбулически забормотал Меньшагин, наваливаясь на стол. — Ребра являются изогнутыми костными, а в переднем отделе — хрящевыми пластинками, расположенными справа и слева от грудных позвонков… Семь пар верхних ребер…

Бородатый ударил его в челюсть, но не слишком сильно. Меньшагин начал падать. Вокруг Матуниты он видел широкую ауру, раскрашенную всеми цветами спектра и сверкающую так ярко, что ему хотелось зажмуриться. В этой жизни она была шлюхой, а в прошлой — придворной дамой, а он был королевским астрологом и они друг друга любили… Все это Меньшагин видел так ясно, так отчетливо, что в истинности своих видений ничуть не сомневался, и, падая, он попытался ухватиться за руку Матуниты.

Удар стулом по голове заставил его потерять сознание.

Пришел в себя Меньшагин спустя неопределенный промежуток времени от голосов снаружи и от жуткой боли внутри головы. Она, казалось, раскалывалась.

— Очнулся, слава тебе, Господи! — отчетливо произнес женский голос.

Меньшагин открыл глаза. Над ним склонилось лицо Матуниты, а из-за ее плеча выглядывали ее подруга, официантка и бармен.

Морщась от боли, Меньшагин присел. Он находился все в том же в кабаке "Отец и сын". Аура вокруг Матуниты упорно не исчезала, воспоминания об их Вечной Любви все еще хранились в памяти. Оба капиталиста уже слиняли.

— Матунита! — прошептал он.

— Слушай, ты его знаешь? — спросила у Матуниты подруга.

— В первый раз вижу, — девушка выглядела весьма озадаченной.

— Может, пьяной была?

— Да ну тебя! Господи, у него вид такой безумный! Эй, парень, ты чего на меня так смотришь?

— Ты меня не помнишь? — он уставился ей прямо в глаза.

— Так, давай-ка нам водки! — приказала матунитина подруга бармену. — Мариш, давай этого студента поднимем и посадим за наш столик… Вот гад, таких клиентов спугнул!

Позволив усадить себя на стул, Меньшагин тупо уперся взглядом в пространство. Девушки тоже присели и внимательно уставились на него. Матунита была какой-то задумчивой; она изучала лицо Егора с такой же пристальностью, как и он — ее.

— Тебя как звать-то, студент? — спросила ее подруга. Она была пухленькой брюнеткой лет семнадцати с глубоким декольте и вызывающе яркой косметикой на широком луноподобном лице.

— Егор, — немного виновато признался Меньшагин. — Матунита, ты меня не помнишь?