Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Ничего, мелькнула мысль, герцог Ульрих уже послал эмиссаров ордена в Варт Генц и Скарлянды. Дисциплина и строгий устав спаяют наше образование еще крепче…

Позади всех я заметил барона Бальдфаста Бредли. Уже немолодой, но самый бедный из военачальников Меганвэйла, битый и повидавший жизнь, из некогда очень знатного и богатого рода, но давно растерявшего все земли и влияние.

Я кивнул ему дружески, но ничего не сказал, продолжал общаться с высшими военачальниками, сообщил им, наконец, изнывающим от нетерпения, что отныне в нашем войске будут и эльфы, это у меня пробный образец, пока на должности пажа, а после распробования решу, как их лучше встроить в наш мир, чтобы и они строили, хотят этого или нет, Царство Божье на земле.

Наконец, сообщив, что еще раз взгляну на войско, пустил коня вскачь, отыскал борона Бредли и кивком отозвал в сторону.

Тот подъехал, настороженный и собранный, поклонился:

— Ваше высочество?

— Барон, — сказал я доверительно, — я никогда не забуду вашу доблесть и то гражданское понимание ситуации, которое вы проявили в те трудные дни во время зарождавшей смуты в Варт Генце…

Бредли поклонился снова, но смолчал, не зная, что можно сказать, а чего нельзя, ибо он в самом деле действовал хотя и строго по моему приказу, но не всякий лорд, даже преданный мне, решился бы зачистить королевский дворец с такой решительностью и решимостью не оставлять проблем на будущее.

— Сейчас самое время вознаградить вас, — сказал я, — тогда было бы слишком явно, а сейчас… вполне. Пока ничего определенного сказать не могу, но вы получите в герцогстве обширные и богатые земли.

Он воскликнул оторопело:

— Ваше высочество!

— Только держите это в тайне, — предупредил я.

— Да, ваше высочество… конечно, ваше высочество!

— Вы не задаете лишних вопросов, — сказал я, — и строго выполняете все приказы. Потому, сэр Бредли, по окончании этой… кампании вы будете повышены в звании. Это будет несколько запоздалая плата за вашу стойкость и твердость в Варт Генце, где у меня было не так уж много опоры.

Он выдохнул со всей искренностью:

— Ваше высочество!..

— А сейчас вернитесь в войско, — велел я, — и будьте готовы, если понадобится, для нестандартных боевых действий. Я не хочу проливать лишнюю кровь, как этого удалось избежать в Варт Генце! И хочу обойтись и здесь самыми малыми потерями. А если удастся, то и без них.

Он поклонился:

— Ваше высочество, я выполню все, что прикажете.

Я кивнул:

— Отлично. Возвращайтесь в строй, барон.

Эльфийка иногда извертывалась, чтобы посмотреть мне в лицо, очень уж добросовестно старается понять мотивы и поступки людей, чтобы было о чем доложить по возвращении. Я только хмыкал, мы сами не знаем, что нами движет, куда уж эльфам или всяким простым ангелам нас понять.

— А сейчас куда ты? — пропищала она навстречу свирепому ветру.

— А я Бобика изображаю, — ответил я ей в оттопыренное ухо. — Человеческого бобика, что на побегушках.

— Почему?

— А больше некого, — пояснил я. — Но над этим работаю. Очень даже усиленно. Мы добросовестнее и с полной отдачей работаем над тем, как тяжелую и неинтересную работу перепихнуть на кого–то, кто еще дурнее нас…

Она пикнула:

— Странные вы существа.

— Потому и цари природы, — пояснил я.

Она недовольно завозилась, пропищала:

— Кто вам такое сказал?

Я хотел привычно сослаться на Господа, но у эльфов это вызовет отторжение и неприязнь к Творцу, потому сказал с твердостью в голосе и звучностью в тембре:

— Это самоназвание!.. Которое, кстати сказать, мы уже отстояли и доказали.

Она пискнула:

— Ты сам сказал, что величие народа не измеряется его размерами!

— Подслушивала? — изумился я. — Вот поросенок… Лапушка, я понимаю твой детский эльфийский национализм, все здоровые особи проходят через этот стаз, но когда начнешь взрослеть, то обязательно откажешься от него, хотя сейчас мне и не поверишь… Потому не буду с тобой спорить, а то в процессе дискуссии пооткусываю твои торчащие длинные ушки, что так и лезут мне в рот.

Она съежилась, но через некоторое время кончики ее нежных розовых ушек снова начали задевать мои губы, и я опять напоминал себе, что надо держаться и не хватать их, как голодная рыба хапает всей пастью сладкого червячка.

Зайчик идет могуче, разогрелся, как и эльфийка в моих руках, что вроде бы не двигается. Бобик отрывается иногда так далеко, что видим только черную точку.