Алла Гореликова: Четыре жезла Паолы

— Паола! Девочка, ты что здесь…

Обернувшись, Паола ахнула:

— Учитель!

К ней, раздвигая людей, быстрым шагом пробирался Ольрик. На слегка подпаленной бороде мага блестели капельки воды. Девушка заторопилась навстречу.

— Ты выросла, девочка. — Старый маг оглядел ее с явным одобрением. — Теперь понимаю, почему чары так легко шли: вернула жезл, так?

Паола кивнула.

— Умница, девочка. И хорошо, что жива. Работы много предстоит.

— Да вот она! — Ольрик и Паола обернулись на возглас кастеляна. — Спасительница моя, верите, смертельную рану залечила, я и моргнуть не успел! А уж думал, пришло мое время перед Всевышним ответ держать…

— Ты выросла, — снова, с совсем другим выражением, повторил Ольрик.

Окончание этого слишком длинного дня запомнилось Паоле плохо. Она все-таки сказала кастеляну о смене для Таграна и пошла в храм, проверить раненых. Храм пропах кровью и паленым, наполненный стонами и плачем полумрак вызывал мысли о Преисподней. Старый жрец и его служка сбивались с ног, запас эликсиров исчерпался, и Паола тоже лечила, шептала свое «Исцелись, именем Всевышнего», пока у самой не замелькали перед глазами черные предобморочные мошки. Незнакомый воин из числа исцеленных отвел ее на постоялый двор Деборы. Там вовсю гудел праздник, Дебора и невесть откуда взявшиеся служанки сбивались с ног, обнося мужчин элем и жареным мясом, а городские стражники, смеясь, поднимали тосты за храбрых женщин, забивших адскую тварь дрынами и сковородками. Паола неслышно проскользнула в свою комнату, повалилась на кровать и мгновенно уснула.

Ночь тянулась и тянулась, рваная, шумная, удушающе-муторная. Как бывает, когда слишком уж устанешь, вместо сна накатилось глухое забытье, перемежаемое неясной тревогой. В неплотно закрытое оконце вползал смрад, вызывая смутные видения корчащихся в огне демонов; охватывал страх: а ну как оживут и снова полезут?! Паола то вертелась на мокрых от пота простынях, то садилась, вслушиваясь в голоса, смех и пьяные песни. Говорила себе: мы победили, спи. Некому лезть; уж этой ночью точно некому. И даже если снова будет бой, ты должна отдохнуть. Но настоящий, спокойный и глубокий сон пришел только под утро, когда стихли звуки праздника и стали слышны перекликающиеся на стене часовые.

Приснилась мама.

Подошла, легонько коснулась потного лба, пригладила волосы. Шепнула:

— Доченька, Ола моя, как я рада. Хороший муж, люби его.

— Я люблю, мама…

Густав пригладил усы, улыбнулся широкой шалой улыбкой:

— Парень мне нравится. Ты в надежных руках, кроха.

— Поздравляю-поздравляю! — радостно закружилась Хетта. — Молодцы, девчонки!

— Почему «девчонки»? — удивилась Паола.

— А Линуаль со своим тоже поженились, — засмеялась Хетта. — И у Джатты к тому идет, только тс-с, это секрет пока! Они еще и сами не поняли, но я-то вижу!

Возникла рядом старая предсказательница, прошелестела:

— Не бойся уйти за своей судьбой.

Сердце Паолы замерло: почудились в полумраке фигуры двух братьев-рыцарей. Что-то скажут? Но вместо них послышался голос Зан-лу:

— Возвращайтесь, дочка. Свадьбу справим по обычаю…

А потом Паола увидела Сай, сидящую на мокром песке, и белую пену морских волн на босых ногах шаманки. Тонкие пальцы чертили на песке извилистые линии, прибой шелестел чуть слышно, и кто-то невидимый пел колыбельную: спи, малыш, усни, ночью в море не смотри…

Накатила волна, стерла начертанные шаманкой знаки. Сай подняла голову, взглянула, Паоле показалось, прямо в ее глаза. Сказала:

— Вы вернетесь, я знаю. Здесь ваша судьба. Только не опоздайте, слышишь, Ола?

А потом остался только шум прибоя, а потом исчез и он. За окном орал петух, громыхала колодезная цепь, и Паола вздохнула: вот и утро, вставать пора, а словно и не спала. И почему-то ни с того ни с сего вспомнился вчерашний тост «за боевые сковородки». Хотя нет, ясно, с чего. Живот подвело, аж в глазах темно от голода.

Плеснув в лицо пригоршню холодной воды, девушка выползла вниз и спросила хоть чего-нибудь поесть. Вчерашняя смертельная усталость так и не прошла до конца. Дебора покачала головой, сказала, водрузив на стол поднос (остатки вчерашнего жаркого, горячая яичница, хлеб, сыр и кувшин эля):

— Твой парень вчера лучше выглядел, а ведь он дрался, не лечил.

— Потому и лучше, — буркнула Паола, принимаясь за еду. — За какие сковородки вчера пили, расскажи.

Оказалось, те горгульи, которых видела Паола — и которые едва не стоили жизни Квентину, — расшвыряв хилый патруль городской стражи, и впрямь были смяты набежавшими на шум женщинами.