Константин Кривчиков - Поцелуй королевы. Кн. 1-3[СИ]

На следующий день я не разговаривал с Летицией и даже не смотрел в ее сторону. Не то, чтобы не хотел (ее прекрасное лицо, обрамленное темно-рыжими кудряшками, манило и завораживало меня подобно тому, как золотая монета манит своим чудным блеском еврея-ростовщика), — не мог. То, что я узнал ночью, настолько ошеломило меня, что я боялся взглянуть в сторону Летиции. Так, наверное, Персей боялся посмотреть на горгону Медузу, чтобы не окаменеть.

Нет, я, конечно, не думал, что Летиция — чудовище. Но мне казалось противоестественным то, что юная девушка, в которую я был влюблен и строил в связи с этим волнующие планы, на деле уже не одну ночь делила ложе с моим отцом. Делила словно жена, как моя покойная мать всего несколько месяцев назад. А ведь еще накануне я мог Летицию поцеловать в ее призывно распахнутые губы.

От подобных мыслей кровь бросалась мне в голову, и темнело в глазах до такой степени, что я слеп. Летиция тоже как будто что-то чувствовала и молчала, ни разу за утро не обратившись ко мне.

После обеда отец и сестра уехали к мельнику, обсуждать вопросы по свадьбе. Уже стемнело, а они все не возвращались. Видимо, отца крепко угостил будущий сват — оба любили выпить. В трактире никого не было, и мы очутились вдвоем на кухне. Я присел на корточки около печи, где сохли поленья, чтобы настрогать лучин на вечер. Летиция подошла и остановилась за моей спиной так близко, что я слышал ее прерывистое дыхание. Руки у меня задрожали от волнения, в глазах потемнело, и я чиркнул ножом по большому пальцу. Сразу выступила кровь, я непроизвольно вскрикнул и поднес палец к губам. В тот же миг Летиция опустилась рядом со мной. Затем властно потянула меня за пораненную руку, нагнулась над ней и впилась в порез губами. Клянусь Господом, я ощутил, как она всасывает мою кровь!

Внезапно она оторвала рот и подняла голову, облизывая окровавленные губы кончиком языка. Я оцепенел от непередаваемого чувства ужаса и восторга. Летиция несколько секунд смотрела мне в глаза, а затем, обхватив мое лицо руками, притянула его к своему лицу. Наши губы соединились в страстном поцелуе с привкусом крови, и через несколько мгновений сознание покинуло меня.

Когда я очнулся, то увидел, что лежу на своей кровати. В окно, не закрытое ставней, тянуло вечерней прохладой. В углу, над плошкой с водой, потрескивала лучина. Меня слегка подташнивало, как будто перед этим я выпил слишком много молодого вина. Я не без труда встал и приблизился к окну. Голова кружилась, и ноги подрагивали, словно я стоял на дне лодки, плывущей по бурной реке.

Высунувшись по пояс в окно, я посмотрел на небо. Еще было не поздно, первые звездочки только зажигались по краям небесного свода, но над горизонтом уже висела полная луна. Я пытался сообразить. В ту ночь, когда я увидел отца, выходящего из комнаты Летиции, был четвертый или пятый день второй четверти луны. Если сегодня полнолуние, это означает, что минуло трое или четверо суток. Я ничего не помнил, кроме… кроме… При воспоминании о кровавом поцелуе Летиции, голова моя так закружилась, что я схватился за подоконник, лишь бы не упасть. Осторожно вернулся к кровати, но, приседая, снова покачнулся и задел рукой кружку с водой, стоявшую на табурете. Кружка с глухим стуком упала на пол.

Я сидел на кровати, пытаясь понять, что же со мной приключилось. Может, все это сон? Где-то в глубине сознания шевельнулась заманчивая мысль — может, и то, что я узнал про отца с Летицией, тоже сон? Я просто заснул и увидел мучительный и глупый кошмар? Почему бы и нет? Мысль мне понравилась, но обдумать ее до конца я не успел. Заскрипели лестничные ступеньки — по тяжелым шагам я понял, что наверх поднимается отец.

Я лег на кровать, укрылся простыней, и застыл в ожидании, понимая, что сейчас что-то должно проясниться. Половицы заскрипели уже в коридоре, и в проеме открытой двери остановился отец. Я приподнял руку в слабом приветственном жесте, но промолчал, не желая торопить события.

— Слава те Господи! Пришел в себя? — на лице отца появилась неуверенная улыбка. — Узнаешь меня, Каетано? Я твой отец.

— Узнаю, — просипел я, с трудом владея собственным голосом. Да и мысли в слова собирались неохотно, словно бараны, разбредшиеся по зеленой лужайке. — А что случилось, отец?

— А ты ничего не помнишь? Вот напасть, напугал ты меня. После того, как умерли твоя мать и брат, после этого несчастья, я так боюсь… — голос отца пресекся, и он продолжил после паузы. — Два дня ты был сам не свой, странный какой-то. Говорил, будто сильно болит голова. А сегодня днем внезапно упал и забился, словно в падучей. А потом вовсе сознание покинуло тебя. Я так испугался…