Оксана Панкеева - Рассмешить богов

Кантор, обиженный в самых благих намерениях, демонстративно бросил цыпленка на стол, дабы сердобольные родственники сами пожали плоды своей доброты.

— Вот это и есть Мафей, — сообщил Доктор, указывая на птенца. — Недорослый эльф, которого собственный печальный опыт, как я вижу, ничему не учит. Ну и что мы плачем?

— Имейте совесть, — не выдержал Кантор. — У него на глазах любимая девушка умирает!

— Ах вот в чем дело… — понимающе кивнул дедушка. — Оливия, прелесть моя, к сожалению, смерть разлучит тебя с этим мальчиком, которого ты любила при жизни. Все, что вы можете, — это попрощаться… и сохранить друг друга в памяти. Но он останется жить, и, возможно, это послужит тебе хоть небольшим утешением.

— Нет! — рванулся Мафей. — Я с вами пойду!

Кантор быстро накрыл его шляпой и извиняющимся тоном попросил не обращать внимания на придурочного сопляка. Мальчишка так потрясен, сами понимаете, что он умного может сказать…

А папа тут же добавил, что его высочество, судя по всему, намерен окончательно свести в могилу своего бедного, больного наставника и нанести непоправимый удар по хрупкой психике кузена.

Цыпленок под шляпой затих и робко попросил выпустить его и позволить попрощаться.

Поскольку подойти к столу возлюбленная не могла — Доктор со своей матушкой и так держали ее изо всех сил, чтоб не улетела сквозь решетку, — кавалера поднесли прощаться прямо в шляпе, и трогательный поцелуй в клювик вызвал всеобщее умиление.

— Что ж, родственнички, — улыбнулся дедушка Байли, — и вы прощайте. А тебе, Макс, до свидания. Что-то мне подсказывает, что, когда ты и в самом деле умрешь, солнцеглазая не оставит тебя.

Он снял свою белую шляпу, зачем-то нахлобучил на голову потомку и счастливо рассмеялся, запрокинув голову.

— Любимая, — прокричал он куда-то ввысь, — ты же не обидишься, если я приду к тебе не один?

И прежде чем Кантор успел подумать, что у дедушки несколько странная манера обращаться к богиням, под сводами тоннеля вдруг вспыхнул мягкий голубоватый свет, по полу растянулся пушистый ковер, и сам дедушка вместе с новой спутницей стали излучать волшебное теплое сияние. А вот их одежда растаяла.

— Благодарю тебя, о солнцеглазая! — крикнул юный дедушка и обнял девушку за плечи. — Не бойся, так и должно быть, в чертоги Эрулы входят нагими. Да и что мертвым до условностей мира живых…

Он протянул ей руку, и сияющая пара шагнула в тоннель рука об руку, словно к брачному алтарю. Они прошли мимо усохшего некроманта, даже не взглянув в его сторону, и темный маг долго и бессильно ругался им вслед, скрипя зубами и изрыгая угрозы, слишком живописные, чтобы быть реальными.

Когда пара исчезла в конце тоннеля, тетушка Сибейн подозрительно шмыгнула носом и проворчала, что от братца Байли ничего другого и не ожидала. Даже на тот свет он отправился под ручку с дамой.

Все сделали вид, что не заметили, как она украдкой смахнула слезу.

Кантор хотел напомнить, что папа обещал кое-что объяснить, но, видимо, сегодня его любопытству суждено было остаться неудовлетворенным. Почему-то, как только он открыл рот, из всех щелей, как тараканы, стали вылезать новые родственники, они столпились вокруг отца, загалдели, отпихнули постороннего товарища подальше и стали спорить о том, «как нам вывести бедного, умирающего Макса на белый свет». Когда же Кантор попытался обратить на себя внимание и напомнить, что ему бы тоже пригодилась посторонняя помощь в деле выхода на свет, кто-то из дядюшек (или дедушек?) смерил его недоверчивым взглядом и изрек:

— Иди отсюда и не путайся под ногами, симулянт!

Кантор обиделся и ушел. Как ни странно, не пройдя и сотни шагов, он почувствовал знакомый зов. Исходил этот зов явно не от тоннеля, а с противоположной стороны, что было несколько странно, учитывая предсказания, но вместе с тем приятно — по крайней мере, бестолковый цыпленок выберется из этого приключения живым и здоровым.

Еще через пару сотен шагов Кантор обнаружил на одной из стен лестницу, которой здесь совершенно точно не было, когда он шел к тоннелю. Взобравшись по шатким, проржавевшим перекладинам, он выбрался из канализационного люка посреди все того же уютного, славного города, который счел предсмертным подарком и по которому с таким удовольствием слонялся всего час назад.

Улицы были так же безлюдны, только на каменной скамье под жасминовыми кустами сидел грустный и расстроенный Эспада. В отличие от многочисленных папиных родственников, мастер ничуть не изменился в Лабиринте и выглядел как обычно. Причудливая прическа из косичек, печальные глаза и два меча, скрещенные за спиной. Заметив Кантора, он, похоже, ничуть не удивился, помахал издали рукой в знак приветствия и молча дождался, пока товарищ подойдет.