Демьян Бедный - Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)

Случилася беда: сгорело полсела.
Несчастной голытьбе в нужде ее великой
От бедности своей посильною толикой
Своя же братья помогла.
Всему селу на удивленье
Туз, лавочник Мокей, придя в правленье,
"На дело доброе, — вздохнул, — мы, значит, тож…
Чего охотней!.."
И раскошелился полестней.
А в лавке стал потом чинить дневной грабеж.
"Пожар — пожаром,
А я весь свет кормить, чай, не обязан даром!"
"Так вот ты, пес, каков!"
Обида горькая взяла тут мужиков.
И, как ни тяжело им было в эту пору,
Они, собравши гору
Последних медяков
И отсчитав полсотни аккуратно,
Мокею дар несут обратно:
"На, подавись, злодей!"
"Чего давиться-то? — осклабился Мокей,
Прибравши медяки к рукам с довольной миной. —
Чужие денежки вернуть немудрено, —
А той догадки нет, чтоб, значит, заодно
Внесть и процентики за месяц… руп с полтиной!"

На даче барчуки, набрав еловых шишек,
В войну решили поиграть
И наняли толпу крестьянских ребятишек
Изображать враждующую рать.
Сошлись враги. Увлекшись боем,
Деревня перла напролом:
"Жарь под микитки!"
"Бей колом!"
Барчата взвыли диким воем.
На крик сбежалися их матери, отцы.
Узнав, что их сынки ребятам заплатили,
Чтоб те их колотили,
Озлились господа: "Ах, псы, ах, подлецы!
За медный грош убить готовы, супостаты!"
"Да рази ж, — издали ребятушки кричат, —
Да рази ж чем мы виноваты?
Мы платы силою не брали у барчат:
Мы б их избили и без платы!"

Пресветлый сокол поднял крик.
Средь бела дня, когда летал он на привольи
Со всем своим двором, какой-то враг проник
В его владения сокольи
И, словно б от каких-нибудь перепелят,
Оставил косточки одни от соколят.
У сокола в глазах от боли потемнело:
"Подать мне ястреба! Он во вражде со мной.
Его когтей все дело!
Он, он, не кто иной,
Несчастью моему великому виной!"
И сокол ястреба решил известь со света.
Как только до орла дошла угроза эта,
Орел на сокола решил идти войной.
Всем птицам объявив о том с великим шумом,
Зане был ястребу он сватом или кумом,
Иль вообще какой-то там родней.
Переполох средь птиц пошел необычайный.
"Владыка! Не воюй, а только попугай! —
Взмолился пред орлом ученый попугай,
Известнейший юрист, орла советник тайный. —
Пристойно ли тебе вступать в подобный спор?
Ведь ястреб учинил заведомый террор!
Террористические ж акты…"
"Брось, попугаюшка! — вздохнул орел. — Чудак ты,
Хоть и юрист.
Откуда же ты взял, что я — не террорист?!"

Увидевши соху, "Послушай-ка, старушка, —
Сказала пушка, —
Аль ты глуха?
Я тут гремлю весь день, а ты и не слыхала?
Ты что ж тут делала — ха-ха?"
"Пахала, — молвила соха, —
Пахала".
"Пахала? Что ты! Не смеши.
Работать для кого? Ведь ни одной души
Не сыщется живой в разбитой деревушке.
Так что ж тебе теперь осталось? Отдыхать?!"
"Пахать, — соха сказала пушке, —
Пахать!.."

На ниве брошенной, среди камней и терний,
Не прерывая борозды,
Друзья, работайте от утренней звезды —
И до вечерней!
Ваш мирный подвиг свят и нет его безмерней.
Под грохот пушечный, в бою, в огне, в аду
Я думаю о вас, чей путь простерся в вечность.
Привет мой пахарям, борцам за человечность!
Привет мой мирному — культурному труду!

Сысой Сысоич, туз-лабазник,
Бояся упустить из рук барыш большой,
Перед иконою престольной в светлый праздник
Скорбел душой:
"Услышь мя, господи! — с сияющей иконы
Сысоич не сводил умильно-влажных глаз. —
Пусть наживает там, кто хочет, миллионы,
А для меня барыш в сто тысяч… в самый раз…
Всю жизнь свою потом я стал бы… по закону…"
Сысоич глянул вбок, — ан возле богача
Бедняк портной, Аким Перфильев, на икону
То ж зенки выпялил, молитвенно шепча:
"Пошли мне, господи, в заказчиках удачу…
Последние достатки трачу…
Чтоб обернуться мне с детишками, с женой,
С меня довольно четвертной…"
Купчина к бедняку прижался тут вплотную,
От злости став белей стены:
"Слышь? Лучше замолчи!.. На, сволочь, четвертную
И не сбивай мне зря цены!"

Много, много их, "злодеев":
Сам М. Горький, Л. Андреев,
Короленко, — кто еще там? —
Все стоят под "общим счетом"
В черной рубрике прихода
"Сметы будущего года",