Дэвид Уильямс - Звездолёт, открытый всем ветрам (сборник)

Когда утих последний вопль, Брюс по-медвежьи скарабкался с дерева. Его модифицированные глаза, как и глаза Вишона, серо отсвечивали в темноте под полями шляпы.

— Стенли, я всё вижу. Я демон, и тело моё из стекла. Хорошенько запомни эту ночь и не сбивайся с пути истинного.

И Брюс оставил его на откуп призракам Леса.

Шли месяцы, а слова убийцы Анны не забывались. Вишон дал Стенли пропуск на другие уровни здания, и однажды он целый день провёл в грузовом отсеке, нежился в девственных лучах солнца и пил, поглядывая на расстилавшийся под ногами город. А иногда он сидел в своих новых апартаментах и думал об Анне, прокручивая в памяти рассказ Вишона. Пожалуй, он ещё тогда, при ней, заподозрил правду. Её душа была чужая; её тело подчинялось приказам базы данных чужих воспоминаний.

Он больше никогда не приходил в Лес, но ему часто среди бела дня мерещился его зеленеющий простор. Он понятия не имел, сколько народу там погибло. Страх не отпускал его.

По вечерам он преимущественно сидел в своём апартаменте и пил.

Вишон ему сказал, что Анну могут вернуть, в точности такую же, как была. Стенли сказал, что подумает. И не стал об этом думать.

Его ненависть ни в чём не проявлялась. Он ждал.

Стенли проснулся, будто что-то толкнуло, и почувствовал, как в груди ненавязчиво шевелится нейрочип. Комнату заливала тьма, заполняя собой отсвечивающие цифровым заревом пустоты, где на экранах с изнанки его глаз угасали слова. Он заморгал. Плексигласовый полумесяц над кроватью разливал по комнате слабый свет. Запах в апартаменте был сладкий, приятный. Ладан пополам с жасмином.

Вишон переключил режимы у Стенли в голове. Внутри ушной полости, возле улитки, малюсенькая проволочка вибрировала от притока речи. «Стенли, у тебя за дверью от нас подарок».

Он встал — прикосновение ног к плюшевому ковру успокоило — и послушно пошёл открывать.

Дверь скользнула в сторону. За нею стояла знакомая фигура.

Анна.

Стенли было так больно, что он заулыбался и с дурацкой этой улыбкой смотрел, как эта химера больного воображения приникла к нему, прижалась. Новая Анна приложила палец к губам, и он не нашёл сил возразить. Его плоть отозвалась на её прикосновение; тёплые руки, наизусть знающие его тело, скользнули по коже. Всё внутри заныло. Он застонал. Притянул её к себе и заплакал, как обиженный несмышлёный ребёнок.

«Она почти такая же, как была. Нам удалось почти всё восстановить. Почти всю память, воспоминания. Пробелов должно быть немного».

Стенли подавил беззвучный вопль поцелуем.

Потом их тела колыхались волной в темноте, и нейрочип внутри него свернулся клубочком и тихонько жужжал.

Он никогда ещё не испытывал такой высокой боли.

Её плоть на ощупь как ткань, пришла мысль в голову. Как будто призрак охватил его чресла.

«И всё-то она помнит», — прошептал Вишон.

— Анна.

Золотые волосы отражали янтарный свет утреннего солнца. Анна медленно открыла глаза, и овальное лицо засияло отблеском ярко-синего. На алебастровой коже выделялись полные алые губы.

Сердце у Стенли заныло, до того она была хороша.

И так его ранило выражение на этом лице. Боль и невинность. Преданность.

Он смотрел на неё, вспоминая, сожалея, что это всё-таки не она.

Бесстрастно Анна поцеловала его.

— Я по тебе скучала.

Он молчал и только слушал её дыхание.

Наконец Стенли поднялся и прошёл на середину комнаты. Внимательно, точно ребёнок, Анна смотрела на него, и он ещё острее ощутил, что её больше нет.

— Я тебя любила.

— Знаю, — грустно ответил он.

Они ещё помолчали.

— Прости, пожалуйста, что я тебя тогда бросила.

На протяжении следующих месяцев Стенли с новой энергией взялся за работу в компании. Он не вылезал из лаборатории, по уши в разработке нового поколения звукоимпульсных вооружений. По ночам он пил и редко говорил с Анной. Говорить было особенно не о чем. Все такие разговоры неизбежно оканчивались в постели, где Стенли пытался претворить боль в любовь.

Вишон часто хвалил его за успехи. Справлялся о здоровье Анны. Тогда Стенли ещё больше времени стал проводить на работе. Ему предоставили полную свободу действий и позволили перепрограммировать часть аналитических систем по его собственным спецификациям.

Он заметно вырос как специалист.

Когда Стенли сказал Вишону, что скоро сможет разработать класс «умных» пуль, которые, покинув ствол, будут искать всех, чья частота сердцебиения отличается от заархивированных в файле образцов, Вишон расцвёл. Какое ужасное оружие против других компаний, и вдобавок позволяет исключить стрельбу по своим! Одна пуля. Один мир.