Мы ехали по улицам, я смотрела по сторонам. Колокола больше не звонят; кажется, повсюду царит запустение, многие из домов и магазинов заколочены досками. Мужчины, сбившиеся в кучку на центральной улице, злобно поглядели в нашу сторону, один что-то крикнул, но тем все и кончилось.
Благодаря принятым Реткой мерам нас выпустили за ворота города.
На полях и в оливковых рощах ничто не напоминает о близящемся сборе урожая. Лишь несколько человек ухаживали за деревьями да бродили по гребням холмов, за которыми начинались виноградники. В воздухе кишмя кишели насытившиеся до отвала мухи да успевшие слететься на пирушку осы.
Белое солнце нещадно палило, и вся округа застыла в странной неподвижности, свойственной переломным моментам, уподобившись краям, где гуляет чума. Даже голоса птиц звучали неуверенно, они жалобно пищали, как будто повторяя один и тот же вопрос.
Но я уже не раз видела картины опустошения, таящие дурные предзнаменования. Я смотрела сквозь сон на придорожные цветы, на пыль. Мы ехали, поднимаясь вверх среди рыжевато-коричневых холмов. И я поразилась отсутствию боли в минуту, когда вот-вот покину главный очаг своей жизни.
Я расстаюсь с Фенсером, теперь он будет сражаться, заглаживать вину и, может, умирать — все в одиночку. Мое присутствие ничего бы не изменило, а все же как-то странно.
И этот стук копыт все удаляется и удаляется.
Я спала, когда убили кучера. Вероятно, он совершил какое-то преступление. Меня разбудил толчок, лошади издавали жуткие звуки — рывок, повозка покатилась, затем встала. Я свалилась на пол.
Дверь экипажа резко распахнулась. Чудовищные руки, похожие на пару механических лап, схватили меня и выволокли наружу. Я сделала шаг, споткнулась и упала на дорогу в удушливую пыль. Я словно очутилась в пудренице. Когда пыль улеглась, моим глазам открылось нечто напоминающее картину места, где произошла авария. Кучер, с которым я и словом не перемолвилась, распростерся возле кромки дороги с коричневой травой. Пуля угодила ему в висок; наверное, стреляли из кремневого ружья. А при падении у него сломалась шея. Два крестьянина удерживали лошадей — по виду они ничем не отличались от жителей Ступеней. Еще несколько человек стояли вокруг меня. Все они — уроженцы Китэ, смуглые, как его холмы; небо у них за спиной окрасилось в бело-желтый цвет — опаленный летний день близился к концу.
— Вставай, — сказал один из жителей Китэ на местном наречии.
Я поднялась с земли, а они внимательно оглядели меня.
— Мы не хотели причинить вам зла, барышня, — проговорил второй. — А он, — взмах руки в сторону, где валялся труп, — не пожелал остановиться.
Я ждала, пока они решат, как со мной поступить, а сверчки все буравили воздух.
— Но нам понадобится эта повозка, — сказал первый.
Потом они отобрали у меня саквояж и широко его раскрыли. Кое-что из вещей, вроде меня, вывалилось на дорогу. Они плотоядно уставились на панталоны. Похоже, этот предмет белья скорей способен вызвать у них непристойные мысли, чем женская фигура. Затем на свет явился бумажник. Они быстренько вынули деньги и разорвали векселя. В недоумении посмотрели на мои фальшивые документы и попросили меня объясниться. Я сказала, что являюсь подданной Чаврии, как и указано в бумагах. А что же я делаю здесь? Я ответила, что приехала вместе с мужем, но теперь он велел мне вернуться домой.
Они спросили, кто мой муж.
Житель Китэ, сказала я.
Я пришла в смятение и подумала, уж не пытаются ли они поймать меня на чем-нибудь, но тут вопросы иссякли, и вскоре они потеряли ко мне всякий интерес.
Они не взяли моих вещей. И даже, как бы спохватившись, вернули бумагу с указанием подданства. Набив карманы деньгами Ретки, они отправились прочь по склону холма, ведя за собой лошадей, запряженных в повозку.
Когда они скрылись из виду и мы с кучером остались вдвоем, я присела на обочину.
Видимо, это происшествие было предначертано заранее, как столкновение со всепожирающим огнем судьбы, открывшимся мне прошлой ночью. Словно я отправилась в путь затем, чтобы меня задержали, обобрали, ограбили.
Мне придется идти в деревню пешком. Движущееся к западу солнце укажет мне путь, и дорога поможет, хотя она мне незнакома.
Но оказавшись на развилке, я, по незнанию, ошиблась в выборе пути.
Я плутала, впав в беспамятство и покорность, все то время, пока умирал день. Мне и прежде случалось заблудиться.
Иногда я садилась на землю и глядела на схожие с курганами холмы — козьи и заячьи тропки виднелись повсюду, но всякий след дороги пропал. Стоящие друг подле друга тенистые сосны да редкие оливковые деревья — эти вехи никак не могли служить мне ориентирами. Я прекрасно понимала, что все дальнейшие попытки обречены на неудачу. И продолжала идти.
Читать дальше