Роман Островерхов - Легенды всегда врут

От ужасного сотрясения остатки лесов рядом с вами рушатся. Вы успеваете отпрыгнуть подальше, но напарнику не везет. Растерянный Коннери все это время неотрывно смотрел на вас, и никак не мог успеть среагировать, когда сзади вылетела балка на длинной веревке. Хлестким ударом в затылок она отправляет напарника в глубокий нокаут.

Вы подбегаете и оттаскиваете его подальше от обвала.

– Дышит, – с удовлетворением констатируете вы, укладывая его рядом с посеревшим Браннибором. Потом выпрямляетесь и осматриваете поле боя. Дикая усталость в избитом и измученном теле, потери – двое раненых, убит – дракон, одна штука. Все пучком. 680

Вы не успеваете. Тана встает, отбрасывая слабеющего Браннибора. Водоворот дальнейших событий слишком бурный и откровенно невеселый, чтобы описывать их подробно. Главное, что вам посчастливилось уцелеть 661

– Впрочем, довольно лирики, – Тана несколько нервозно поглядывает в сторону туннеля, начатого драконом. – Слова никак не приближают меня к цели. Каратана должен выйти на свободу.

В бой он вступать не намерен, но и оставлять вас у себя за спиной тоже не собирается. Грубо, словно заступом, йотун бьет мечом, вырубая кусок из спекшегося вулканического туфа. Тот падает наземь и оборачивается четырехруким, четырехногим воином. Каждая рука сжимает оружие, сделанное изо льда, причем какое-то совершенно нечеловеческое, узкое, вытянутое, с крючьями и хватом вокруг запястий. Вы с усталым удовлетворением замечаете, что клинок йотуна стал еще меньше в размерах.

– Это карда, – сообщает вам Тана. Он берет два кусочка черного вулканического стекла и изящно, будто художник, делающий последний штрих, вставляет их своему творению вместо глаз. Жуткое создание оживает и со скрипом распрямляет руки. – Когда-то эти твари были цепными псами одной древней расы. Превосходные фехтовальщики и… Впрочем, вы все уже мертвы, и мне нет нужды говорить с мертвецами.

Он поворачивается и уходит к туннелю, бросив через плечо:

– Убей их всех.

Карда послушно устремляется к вам, с шипением рассекая воздух хищно изогнутыми лезвиями. 635

Багровое небо, освещенное кометой, выглядит просто великолепно. Величественно и зловеще, под стать этому проклятому плато. Моросит дождь. Вы с Коннери стоите рядом и жадно впитываете свежие запахи. После затхлых подземелий Рантагенета они просто божественны.

– Дождь, напарник, – бездумно говорите вы, подставляя лицо под капли.

– Дождь.

Вы стоите. Капли падают. Жизнь продолжается. Абсолютно ничего не хочется, кроме как лечь и уснуть, прямо здесь, в высокой изумрудной траве, расцвеченной багровыми отблесками.

– Надо уходить, – говорит Коннери. – Не спи на ходу. Боюсь, что далеко я не ухромаю, нога ни к черту уже, но уходить надо. Ты видел лица этих женщин? Слова Бурулака вряд ли надолго защитят нас.

– Слушай, а почему ты меня все время поучаешь? На ходу не спи, вперед не суйся…

– А ты против?

Вы прислушиваетесь к себе. Да нет, не против, в большинстве случаев Коннери действительно прав. Но все же…

– Вот смотри старикан. Мы с тобой теперь вроде как друзья, но никак уж не наставник и ученик. Так почему ж ты…

– Потому что старше и мудрее. Считай меня… ну не знаю, своим старшим братом, если слово «наставник» тебя так коробит.

– Хорошо, – улыбаетесь вы. Небесный свод почему-то начинает голубеть, давящая багровая тяжесть покидает его. Интересно, что происходит? Рассвет ведь еще нескоро.

Из туннеля выбегает великан, еще подросток, но ростом все равно уже выше вашего.

– Верховный жрец Бурулак просил передать вам это, – он почтительно встает на одно колено и на траве перед вами разворачивается расписной ковер. Тот самый, что был у Браннибора вместо кушака.

– А также велено передать вам пожелание, – продолжает юный гонец. – Улетайте как можно скорее.

– Умный сукин сын твой Бурулак, – ворчит Коннери, знаком отпуская мальчишку. 700

… Два человека встают на яркую кляксу посреди зеленого океана.

– Ты хоть знаешь, как им управлять? – спрашивает тот, что помоложе.

– Разберемся, – кряхтит другой. – Все будет пучком… надеюсь.

В небе, всеми оттенками чистейшего синего цвета, полотнищем диковинного флага бьется северное сияние.

– Да чтоб меня, – говорит йотун, глядя на ваше лицо. – Ты не ребенок! Ты вообще не великан.

– Я человек, – мрачно говорите вы, выпрямляясь в полный рост, и разглядываете нового соперника. Инеистый великан не крепче и не выше своих горных сородичей, но разводы изморози на его коже и будто покрытые накипью серебра волосы внушают противоестественный страх. Вам куда ближе гоблин или даже крысюк, чем это абсолютно чужеродное существо с холодной кровью.