Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Впрочем, то же творится и с Итемпасом: Пресветлый пожирает глазами падщего, вперяясь в него словно на дуэли и перебарывая бешенство собрата. И в глазах его — ничем неприкрытое, чистое вожделение, безошибочное узнаваемое под налётом бойцовского напряжения. Ну, конечно: сколь много эонов они истощались непрестанными сражениями, поддаваясь попеременно от грубого насилия до странной (страстной) жадной охоты? Или, быть может, Итемпас попросту неизмеримо долго пребывал без любви Владыки Ночи, так что теперь готов забрать всё, даже ненависть придётся к месту.

— Нахья, — проговаривает он мягко. — Взгляни на себя. Всё это превыше смертного? — Он вздыхает, качая головой. — Я надеялся, определяя тебя здесь, среди хищного сброда, паразитов, наследия нашей сестры, пребывание это продемонстрирует ошибочность избранных тобою путей. Теперь же я вижу, что единственное, взращённое тобой, — привычка к неволе.

Затем он делает шаг вперёд, сотворяя то, что каждый из присутствующих в зале счёл бы самоубийством: Пресветлый касаетсяНьяхдоха. Краткий жест: простое мановение света, сочащегося с пальцев Владыки Дня, по изломанной фарфоровой белизне лица Владыки Ночи. Но столько тоски в этом касании, что сердце моё взрывается тупой болью.

Но что с того? Что толку? Итемпас убил Энэфу, упокоил собственных детей; меня, наконец. И Ньяхдоха. В Ньяхдохе он тоже убил что-то важное. Неужели ему не видать — что? Как он может не видеть?

А, возможно, и видит, ибо взгляд его замирает, нежность в глазах блекнет, и, спустя мгновение, он отводит руку.

— Да будет так, — говорит он, и голос его леденеет. — Мне прискучило и порядком утомило всё это. Энэфа была бедствием, Ньяхдох, бичом и мором. Он взяла чистую, совершеннуо вселенную, что ты и я создали, и замарала, испятнала её. Я сберёг Камень, заботясь о ней, что бы ты там себе ни думал… а ещё — мысля, что он поможет повлиять на тебя, склонить на свою сторону.

После он замолкает, посматривая свысока и с презрерением на мои останки. Камень, что купается в моей крови, упавши, меньше ладони с моего плеча. Несмотря на заботливо уложившего меня на полу Ньяхдоха, голова всё равно заваливается набок. Одна из рук неловко подвёрнута, пальцы вытянуты — ближе и ближе — зачерпнуть Камень. Злая ирония судьбы — вот она, смертная женщина, умерщвлёная в жалкой попытке притязать на божественную силу. Власть богини. И ложе бога.

Полагаю, Пресветлый Итемпас ниспошлёт меня в особо отвратную адскую топь.

— Но, думаю, пришло время нашей сестре упокоиться окончательно. Целиком и полностью, — говорит Итемпас. Не могу сказать, на кого он взирает больше, меня или Камень. — Пускай её ядовитая зараза кончится вместе с ней самой, и тогда наши жизни устроятся, как и прежде. Разве не мог ты ошибиться теми днями? Потеряться? Пропустить?

(Я замечаю, как Декарта цепенеет на глазах, коченея и костенея. Только он один, из всех трёх смертных, кажется, понимает, чтоименно подразумевают слова Пресветлого.)

— Моей ненависти не остыть меньше и тогда, Темпа, — выдыхает Ньяхдох, — когда ты и я останемся единственными, что останется живо во всей этой вселенной.

А после срывается вперёд, в атаке, ревущей бурей, чёрной грозой, вихрем плетей; а Итемпас — навстречу, трещащим сгустком, белым пламенем, жёстким коловоротом. Они сходятся, сметаются, спрягаются в понуждении, в принуждении, разметая стёкла ритуальной залы дробью осколков. Вопли смертных, голоса их почти теряются в завываниях воздуха, леденелых, истончившихся, полнящих пустоту. Они валятся на пол, а Владыки, сплетясь, стремятся прочь и выше… но моё сознание на миг притягивается к Скаймине. Глаза её прикованы к ножу, убившему меня, ножу Вирейна, брошенному невдалеке. Релад неуклюже раскинулся посреди россыпи стеклянного крошева и месива расколотого плинта. Глаза Скаймины сужаются.

Сиех вздымается рыком, его глас эхом отражается от боевого клича Ньяхдоха. Закхарн оборачивается лицом к Кирью, и в руке появляется знакомая пика.

А в центре творящегося хаоса по-прежнему лежат, нетронутыые и незамеченные, тело моё и Камень Земли.

И вот мы и здесь.

Да.

Ты понимаешь, что случилось?

Я мертва.

Да. В соседстве с Камнем, который есть моё прибежище, хранилище последних остатков силы.

И это то, отчего я всё ещё здесь, способная видеть происходящее?

Да. Камень убивает живое. Но ты — мертва.